Рустам Чернов - О государстве. Людологическое эссе

Государство возникло как система управления не бытием в возможности, а бытием в действительности, оно карало, ограничивало, устанавливало и навязывало. Такова природа государства в первые 5 000 лет его возникновения. Оно есть следующая ступень перед религией и всеми регулятивными культами, так как его сфера реализации не область восприятия, а именно область действительного. Сегодня же государству наоборот приходится экономить любую репрессию на фоне ХХ века и пытаться вернуться к регулированию области восприятия, то есть фактическому корреспондированию бытия в возможности. Все больше и больше склоняются к идеологии, пропаганде о ненасильственном вмешательстве, ориентируясь при этом на эталоны, которых в принципе никогда не существовало в области действительного. По сути, вместо того, чтобы признать, что государственное управление в последние 150 лет довело социум до того, что он стоит теперь перед неизвестностью своего развития, с пресеченными историческими и прочими традициями, современное государство пытается само себя убедить в том, что есть возможность какого- то такого форматирования восприятия реальности, которое позволит вернуться к утраченному эталону. Но этого эталона не было никогда, а была энтелехия, процесс реализации, который каждый раз терпел фиаско.

С одной стороны, формально- юридическое равенство является гарантией государственного, а, с другой стороны, оно является его целью, являясь при этом целью каждого. Равенство относительно чего – то есть форма стабилизации хаоса в современном мире? Неужели, подняв на знамена столь очевидно нерабочий механизм структурирования социальной материи возможно было рассчитывать на успех? Равенство относительно государства, бытием в возможности которого является закон, а суд – движущей причиной всей парадигмы, означает неравенство самого государства в отношении всего того, что является не государственным. В этой тезе следует наполнить это «государственное» каким -либо националистическим, или идеологическим содержанием, так мы получаем готового субъекта войны, исходя опять же из идей Великого Просвещения.

Для индивидуума получается, что он может заслужить привилегированное положение только в связи с государственным, либо местами устраняя его (т. н. «коррупция»), либо кооптируясь в него (прямые специальные статусы иммунитета или положения ex officio). В связи с этим наблюдается не только падение понятий чести (тем более, что у судов чести нет и этому бытию в возможности просто негде реализовываться), но и элементарных регулятивных правил в обществе. Закон становится единственной формой познания социального (если речь, конечно, не идет о научных исследованиях вопросов a priori). Государство между тем, превращаясь в собственную реальность, стремится так себя технократизировать, чтобы каждая кухарка могла управлять государством. Эти процессы иногда напоминают два локомотива, несущихся по одной колее навстречу друг другу. Современное государство не самоосознает себя как новую форму реального, новый уникальный комплекс парадигм, требующих специального нового регулирования, продолжая руководствоваться рывковыми лично- метровыми соображениями своих правителей. Ранее государство упорядочивало хаос социального равенством насилия в отношении всякого, то есть каждому было понятно, что он в одинаковой степени слабее государства, но в остальном вмешательство в универсальную сферу регулирования носило только форму налога (как платы за ненасилие). Каждый на своем уровне сам решал вопросы жизни и смерти (кто в своей семье, кто в своем хозяйстве, кто в своей вотчине). Кто не имел ничего, тот ни на что и не претендовал, кто имел смелость и мужество пытал счастье разбоем и войной, тот, кто был приближен умозрению – шел в науку (церковь, религиозные культы и так далее). Жизнь организовывалась вне сферы государственного регулирования и по объективным законам структурирования социальной материи. Сегодня же (в последние 300 лет) государство, внезапно узрев всю несправедливость дифференциации всех и каждого, вторглось во все сферы жизни любого человека, заменив ему тем самым среду обитания. Однако методы регулирования, несмотря на тысячекратно возросший объем регулирования практически не поменялись. Возможности влиять увеличились многократно, но методология по типу опознавания – нет.

В этом отношении современное государство больше похоже на шизофреника, который изредка застает себя то за построением душегубок, то за применением атомного оружия, то ужасается своему безразличию при трагедии сотен миллионов умирающих с голоду. Отсутствие четкого представления о самом себе, смутное представление о своем рождении и жалкие попытки вывести именно из этого собственность сущности, во многом оправдывают современность с ее политикой негласной аристократии, но все же лишают понимания того, что происходит сейчас именно в текущий момент деятельности, не говоря уже о каких – либо планах на будущее. Первые лица государств всего мира сейчас больше зависимы от современного шаманизма, чем любой вождь архаичного племени.

Необходимо четче определяться с природой государственного, иначе эта форма организации социальной материи будет неизменно утрачена, при наличии еще не пережитых институтов структурирования социальной материи в форме непосредственной агрессии. Устранение человека по – прежнему самый эффективный способ снятия противоречия, носителем которого он является.

Казалось бы, логичной представляется позиция, при которой для того, чтобы удерживать пространство, преодолевать его, необходимо сделать объектом воздействия человека. То же самое верно и в отношении времени (яркий пример – право частной собственности в Китае, ограниченное 100 летним сроком). Если брать человека умозрительно в отрыве от конкретных обстоятельств, то представляется, что нет людей ни плохих, ни хороших, равно как поступки сами по себе не плохие и не хорошие (Сократ, Платон). Все определяется целесообразностью , людям, поступающим тем или иным образом, представляется в силу их вовлеченности в тот или иной вихрь обстоятельств, что они поступают наилучшим образом. Такая точка зрения для античной мысли вполне в духе «Метафизики» Стагирита. Целевая причина, как прообраз материальной в парадигме бытия таким образом определяет волю человека, как представление, доминирующее над его волей. В этом отношении мысль Великих Просветителей следует признать верной, необходимо заменить целевые причины государства, просветить население относительно Нового государства, довести до сведения масс изменения в области движущей причины (понимание человека как центра любой парадигмы бытия) и социальная материя сама начнет преобразовываться, упорядочиваться определенным (в рамках полученного знания) образом, что приведет к распаду всего того, что вызывало такую ненависть и явилось причиной революций. Центром преобразования должен быть человек, так как он является основой всего, только в нем живет бытие в возможности. И только он является движущей причиной любой парадигмы бытия. Таким образом, меняя его статус, возможно сложить Новое государство, тем или иным образом организованное в отношении человека и из человека. Все Великие просветители сходились в этом, обнаруживая, правда, порой различные представления о человеке (от самоуправляемого рационального человека Ж. Ж. Руссо и заканчивая полностью персонифицированным темными страстями и пороками человека Т. Гоббса). До сих пор элементы этого подхода обнаруживаются во всех Основных законах стран Западного типа демократии. Дальнейшие действия уже не представлялись сложными. Взирая на то, как окован человек, необходимо было расковать его, сообщить ему некоторую долю свободы воли, формализованную юридически в правах и свободах, которые защищаемы силой государства. Был даже сделан шаг дальше – получил разработку институт естественных прав человека, который формализовал отношения человека и государства, табуировав нарушение таких прав. Понимая, что в предельном случае конфликт между отдельным человеком и государством будет носить острый характер, были введены принципы правосудия как формы снятия общественных противоречий, гарантирующие максимальные возможности к реализации вышеуказанных прав, возможности доказывания своей невиновности (усиленные сегодня абсолютизированным принципом презумпции невиновности). В дополнение к столь масштабным изменениям была введена система разделения властей, сдержек и противовесов, так как Великие Просветители понимали, что сущностью любой власти является зеркальный перевод бытия в возможности в действительность, продуцирующий бытие государства как бытие в действительности права.