Рустам Чернов - О государстве. Людологическое эссе

Но где тот момент когда, лицо уже изменилось настолько, что не может обнаруживать свою кооптированность в область социального и требует себе отдельной сферы реализации? Согласно закону энтелехии – пока есть становление, нет ставшего, когда есть ставшее, уже нет становления . Именно в момент завершенности, осознания себя «лишним человеком». Не тогда, когда оно осознает себя изгоем общественного, не тогда, когда ему отказывают во всем, а именно в момент решения кооптироваться в собственную реальность, которую тут же и начинает выстраивать. Нарушение механизма идентификации по встречности и подобию, при сохранении бытовой адекватности и ресурсности, как физической, так и мыслительной, продуцирует совершенно новые основания для реального. Новые ценности, новые формы самоидентификации в окружающем тебя мире. И если для такого субъекта – это длинный путь, связанный с потрясениями и страданиями, то для государства, идентифицирующего в основном материальные причинно- следственные связи – это всегда некоторая внезапность и удивление. Но это производное от любой социальной системы, любая социально- управляемая изменчивость системы в своей основе имеет в качестве материала именно таких людей, не отформатированных ничем, кроме собственности мышления, и жаждущих приобщения к чему – либо внешнему и организованному, как форме доказательства своей правоты в прошлом относительно совершенных ошибок, продуцирующих внутреннюю ущемленность. Таким образом, изменчивость любой жесткой социальной системы, устроенной по типу противостояния государству – путь вечного изменения. Не признание этого- путь вечных революций. Дело в том, что идеологически сегодня государство претендует на предельность (совмещая в себе представителя народа по схеме: суверенитет народа – суверенитет государства- суверенитет государственной власти), где народ, в массе уравненного формально- юридического, предстает как источник всего, что принимается неизбежно, если не противоречит норме права, выраженной в законе. Отчуждение государства от права в собственном законодательстве дает народу право осуществлять свой суверенитет непосредственно, вне государственных институтов, в том числе и путем смены власти, насильственной смены власти. Совпадение представлений правового характера и законодательства позволяет снимать противоречия, возникающие в ходе обеспечения упорядоченности (отсутствие хаоса) в связи с тем, что любая социальная система предполагает некоторый брак и девиацию в переходе бытия в возможности в область действительного. Но это только идеологически. Оказывается, государственная власть предполагает определенный тип субъектов (мир собственной разумности, мета – реальность). Человек из народа либо становится фанатиком порядка, либо становится угнетателем тех, кто не входит в государственную власть по принципу сходства и отличия по статусу. Временный характер любых полномочий (маленькая другая жизнь) творит безответственность и двойное отчуждение, как в отношении стороны воспринимающей государственное управляющее воздействие (не упорядоченной, вне образа будущего, так как идея прогресса заставляет отрицать прошлое и не творит из него образец), так и в отношении собственной роли в реализуемых полномочиях. В итоге государственное как единство непохожих, жадных до всего настолько, что каждый входящий в эту структуру пребывает в удивлении, как что- то еще вообще существует и не разваливается. Единой идеологии государства, как формы противостоящей народу и дарующей ему жизнь, только потому, что это выбор между полярностью полномочия, отсутствует. Народ, как море, разбивающее себя заметной частью об аппарат государственного, заставляет его костенеть и приходить к той же функции, что и первобытно -общинный строй – формировать встречность и подобие только в отношении самое себя. Замкнутость встречности и подобия по принципу государственного отношения, это фактически отношение колонизаторское, где народ – это некоторая масса, а формально- юридическое равенство – некоторый ошейник в рамках негативного понимания, все равны перед уголовной репрессией и прочим поражением в правах, но не в возможностях своего роста и притязаний на власть. Это совершенно отделяет государство от той стороны хаоса и превращает его в систему, которая утверждает порядок, систему структурирования социальных парадигм, но только там, где само же и присутствует. Там, где его нет ситуация структурируется произвольно. Это не совсем снятие хаоса, это его усиление, так как государство здесь не движущая социальных процессов, а тот утес в море нестабильности, который организует данный хаос в отношении самое себя (не было бы никакого хаотичного прибоя волн, если бы не было утеса). Это в большей степени, конечно же, оторванность человека последних 300 лет от условий природного развития. Природа как единый отрицательный фон стабильности (стабильность нестабильности) ранее запрашивала от человека железного подчинения традиции, как единственного пути синхронизации самое себя с хаосом окружающего. Мир природы – это всегда мир, превосходящий силы человека многократно и не позволяющий ему надеяться ни на что, кроме милости, при соблюдении условий для выживания. Мир государственной цивилизации, выданный результатами Научно- технической революции (НТР) – это во многом мир «Пяти пальцев», все в нем встречно и подобно, все в нем схвачено мыслью человека, в каждом предмете обнаруживает себя бытие в возможности, либо в форме самой примитивной инструкции, либо в форме глубинного смысла, таинства, но неизменно все сопряженного с мыслительной деятельностью человека.

Многое подлинно индивидуальное субъект до сих пор примеривает на государство, например, первобытное мнение о природе – именно поэтому современное отношение к государству – это во многом религиозное отношение. Ощущение внутренней сопричастности и интуитивности, принимаемой согласованности и сопричастности (то, что использует Христианство в «Бог внутри каждого из нас») сегодня с успехом заменено средствами массовой коммуникации, что только разжигает в человеке огонь экстраверта. Центр перемещения силы, составляющей порождающую константу бытия, неизменно покидает индивидуальность в ее массовом виде, субъектом становится сама масса, где каждый равен общей массе в качестве, благодаря только количественному (одинаковые условия равенства всех перед законом и судом). В то же время государство должно быть максимально мобильным, но оно становится мобильным, универсально доступным только для тех, кто подобен ему и готов быть частью его в общем процессе, энтелехии, осуществления того, что называется нормой, того, что принято как норма (право). Но, если, где сегодня и можно найти противоположность хаотичности в области действительного, то это государство. Алгоритмы приведения, упорядочивания состоявшегося и реализовавшегося личного хаоса, конечно, крайне примитивны и сегодня уже совершенно утрачены и нивелированы формой своего исполнения (принудительное лечение или уголовное наказание), но данная форма пока самая эффективная.