Вадим Руднев - Винни Пух и философия обыденного языка

«О, И-Ё!»

«И я говорю себе: Другим будет жаль, если в одну прекрасную ночь я окочурюсь от холода. У них ведь Мозгов нет, только серый хлам, который напихали им в головы по ошибке, и они не привыкли Думать, но, если снег будет продолжать идти последующие шесть недель или около того, один из них начнет говорить себе: „Не может быть, чтоб И-Ё было бы уж так жарко часа в три поутру“. И тогда они придут посмотреть. И им будет Жаль».

«О, И-Ё!», говорит Кристофер Робин, чувствуя, что ему уже очень жаль.

«Тебя я не имею в виду. Ты другой. Но поскольку так все складывалось, я построил себе дом возле моей маленькой рощицы».

«Ты что, правда, что ли? Ну и дела!»

«Наиболее волнующая часть истории», в высшей степени меланхолически говорит И-Ё, «заключается в том, что, когда я вышел сегодня утром, он там был, а когда я вернулся обратно, его там не было. Ничего особенного, конечно. Даже вполне естественно. Это был всего лишь дом И-Ё. Но я все же несколько удивлен».

Кристофер Робин, не тратя времени на удивления, уже вошел в дом, надел свой водозащитный шлем, свои водонепроницаемые бутсы и свой водо-неприкосновенный макинтош так быстро, как только мог.

«Мы пойдем и отыщем его», сказал он И-Ё.

«Иногда», говорит И-Ё, «когда люди уже покончили с чьим-то домом, там остается один-два кусочка, которые они не захотели взять с собой и, может, даже рады отдать владельцу, если ты понимаешь, что я имею в виду. Итак, я думаю, что если бы мы просто пошли…»

«Пошли», говорит Кристофер Робин, и они поспешили вперед. Очень скоро они достигли угла поля со стороны сосновой рощи, где больше не было дома И-Ё.

«Вот тут!», говорит И-Ё. «Ни бревна, ни доски не оставлено. Конечно, у меня еще остается весь этот снег, и я могу с ним делать все, что угодно. Жаловаться не приходится».

Но Кристофер Робин не слушал И-Ё, он слушал что-то другое.

«Ты слышишь?», спросил он.

«Что это? Кто-нибудь смеется?»

«Слушай».

Они оба прислушались и услышали низкий сиплый голос, говорящий, напевая, что чем больше снегу, тем больше бегу, и тоненький визгливый голосок, который то и дело вставлял трам-пам-пам.

«Это Пух», взволнованно говорит Кристофер Робин.

«Возможно», говорит И-Ё.

«И Поросенок!», взволнованно говорит Кристофер Робин.

«Вероятно», говорит И-Ё. «В чем мы нуждаемся, так это в тренированной Ищейке».

Неожиданно слова песни переменились.

«Мы построили наш ДОМ!», пел сиплый.

«Трам-пам-пам!», пел писклявый.

«Это отличнейший ДОМ…»

«Трам-пам-пам…»

«Хотел бы я иметь ТАКОЙ…»

«Трам-пам-пам…»

«Пух!», закричал Кристофер Робин.

Певцы за загородкой неожиданно смолкли.

«Это Кристофер Робин!», нетерпеливо сказал Пух.

«Он как раз в том месте, где мы брали деревяшки!», сказал Поросенок.

Они слезли с загородки и поспешили вокруг рощи. Пух всю дорогу издавал приветственные звуки.

«Вот это да! Здесь И-Ё!», сказал Пух, когда они закончили обниматься с Кристофером Робином, и он подтолкнул Поросенка, а Поросенок подтолкнул его, и он подумал про себя, какой славный сюрприз они приготовили. «Хэлло, И-Ё».

«Того же и тебе, Маленький Поросенок, а по Четвергам дважды», мрачно сказал И-Ё.

Прежде чем Пуху удалось сказать: «Почему по Четвергам?», Кристофер Робин начал объяснять печальную историю Пропажи Дома И-Ё. А Пух и Поросенок слушали, и их глаза становились все больше и больше.

«Где, ты говоришь, он был?», говорит Пух.

«Прямо здесь».

«Сделан из деревяшек?»

«Да».

«О!», сказал Поросенок.

«Что?», говорит И-Ё.

«Я просто сказал „О“», нервно говорит Поросенок. Чтобы казаться беззаботным, он пару раз хмыкнул трам-пам-пам в том смысле, что что-мы-теперь-будем-делать.

«Ты уверен, что это был дом?», говорит Пух. «Я имею в виду, ты уверен, что этот дом был здесь?»

«Конечно», сказал И-Ё и про себя добавил: «Ну и бестолочь».

«Пух, в чем дело?», спросил Кристофер Робин.

«Ну», говорит Пух… «Собственно говоря», сказал Пух… «Видишь ли», говорит… «Это как если бы», говорит, но что-то сказало ему, что он не сможет объяснить это достаточно ясно, и он опять подтолкнул Поросенка.

«Это как если бы», быстро сказал Поросенок. «Только еще теплее», добавил он после долгого обдумывания.

«Что теплее?»

«На другой стороне Леса, где стоит дом И-Ё».

«Мой дом?», говорит И-Ё. «Мой дом был здесь».

«Потому что там теплее», говорит Пух.

«Но я-то знаю…»

«Пойдем и посмотрим», просто говорит Пух. И он повел их, показывая дорогу.

«Не может быть двух домов», сказал Пух, «чтобы они были расположены так близко».

Они обошли Угол и обнаружили там И-Ё-Хауз, такой же уютный, как и все вокруг.

«Вот он», говорит Пух.

«Снаружи и внутри», говорит Поросенок.

И-Ё вошел внутрь и вышел.

«Замечательно», говорит. «Это действительно мой дом, и я построил его там, где сказал. Итак, должно быть, ветром его перенесло сюда через рощу, и вот он здесь в целости и сохранности. Действительно, место даже лучше».

«Гораздо лучше», говорят Пух и Поросенок в один голос.

«Это только показывает, сколько можно сделать, если немного повозиться», сказал И-Ё. «Ты понимаешь, Поросенок? Сначала Мозги, а затем Усердный Труд. Посмотрите на него. Вот как надо строить дома», сказал гордо И-Ё.

Итак, они его оставили там, и Кристофер Робин вернулся как раз к ланчу вместе со своими друзьями Пухом и Поросенком, и по дороге они рассказали ему о той Ужасной Ошибке, которую они совершили. И когда он кончил смеяться, они все спели Уличную Песню о Снежной Погоде и пели ее всю оставшуюся часть дороги домой. Поросенок, который был все еще не в голосе, вновь аккомпанировал при помощи трам-пам-пам-канья.

«И я понимаю, что это кажется легко», говорил себе Поросенок, «но не каждый способен и на это».

Пух неожиданно проснулся среди ночи и прислушался. Затем он встал с кровати, зажег свечу и затопал через всю комнату посмотреть, не пытается ли Кто-бы-то-ни-было залезть в его медовый буфет; но никто не пытался, поэтому он зашлепал назад, погасил свечу и лег в постель. Тогда он опять услышал шум.

«Это ты, что ли, Поросенок?», спросил Пух.

Но это был не он.

«Входи, Кристофер Робин».

Но это был не Кристофер Робин.

«Ты мне завтра расскажешь, И-Ё» [37]сонно сказал Пух.

Но шум не прекращался.

«Worraworraworraworraworraaworra», говорил Кто-бы-то-ни-был, и тогда Пух окончательно понял, что заснуть ему не удастся.

«Что это может быть?», думал он. «Много шумов в Лесу, но это другой шум. Это не рычанье, не мурлыканье. Это не лай и не тот звук, который вы издаете, прежде-чем-сочинить-кусочек-поэзии, это особого рода звук, издаваемый странным животным! И он издает его у меня под дверью. Итак, я должен встать и попросить его, чтобы он этого не делал».