Вадим Руднев - Винни Пух и философия обыденного языка

Счет овец, кроме того, что он считается средством от бессонницы, соответствует стремлению героев ВП все пересчитывать. См. также раздел 9 вступительной статьи.

Выражение «святая простота» приписывается то Яну Гусу, то Джордано Бруно, произнесшим его якобы на костре, когда какая-то старушка принесла подбросить в костер хворосту, чтобы лучше горело.

Дело обстоит так-то и так-то – выражение самого общего вида высказывания [ Витгенштейн 1958 ]. Совпадение с Витгенштейном, безусловно, случайное. Вряд ли Милну было знакомо имя еще не слишком известного австрийского философа, хотя «Логико-философский трактат» в это время был уже опубликован. Стремление к абстрактному мышлению у Сыча выражается в использовании абстрактной лексики, у И-Ё оно проявляется в абстрактной пропозициональности.

Загадка трудна для Пуха до тех пор, пока она остается абстрактной. Как только загадка переходит из сферы семантики в сферу прагматики – то есть не что это значит, а как это можно применять в практической жизни, «с чем это едят». Поэтому из Пуха плохой утешитель, но очень хороший спаситель. Он часто не понимает простых вещей, но догадывается о сложных.

К. Милн в своих воспоминаниях пишет: «Я обожал мастерить различные вещи (Коттлстонским Пирогом, о котором однажды пел Пух, был чехол для яиц, сделанный мной)» [ Milne 1976: 53 ]. Имеется в виду чехол, «которым накрывают сваренное яйцо в рюмке, чтобы оно не остывало на столе» [ Milne 1983:402 ].

Канга осуществляет здесь достаточно сложный тип речевого поведения. Она разговаривает с Поросенком так, как будто это Ру, который притворяется Поросенком. При этом, чтобы дать Поросенку понять, как она к нему относится, она додумывает речевые действия, которые она якобы некогда производила по отношению к настоящему Ру (ср. [ Кларк-Карлсон 1986 ]).

Пример речевой агрессии И-Ё, которая в данном случае строится на приписывании собеседнику семантических пресуппозиций, которыми он на самом деле не располагает.

Фраза, достойная английской философии, начиная с Беркли и Юма и кончая Брэдли и Расселом. Мир теряет смысл, перестает существовать, если нет субъекта, который мог бы его воспринимать.

С точки зрения ребенка существование Северного и Южного Полюсов закономерно предполагает существование Западного и Восточного. Если не разбираться в астрономии, то отрицание взрослыми этих последних двух полюсов естественно воспринимается со стороны ребенка как замалчивание чего-то запретного (вроде того, откуда родятся дети).

Сон Пуха развертывается по классической фрейдовской схеме – это исполнение желания (завоевание Восточного Полюса как укрепления своей позиции культурного героя-первооткрывателя). Характерен мотив леденящей воды, деструктивная роль которой в ВП очевидна: наводнение, река, символизирующая время и грядущее уничтожение детского мира (река находится на границе с Большим Миром).

В этой главе присутствует элемент робинзонады – бутылка, разрушительная стихия, необитаемый остров, лодка.

В оригинале missage вместо message. Перевод в свете того, что написано в разделе 5 вступительной статьи, вполне оправданный.

В оригинале Floating Bear, ассоциирующийся с «Летучим Голландцем».

Глава впервые публикуется на русском языке. В перевод Б. Заходера стернианский метаописательный конец предыдущей главы снят и к нему приставлено окончание данной главы примерно со слов: «Все говорили: „Открой его, Пух“».

От contradiction – противоречие. Обыгрывается паронимия introduction и contradiction, на основании которой Сыч и делает свой вывод, что первое является производным от второго.

Здесь используется так называемая инклюзивная конструкция – второе лицо множественного числа в сочетании с личным местоимением и (обычно) вопросительной конструкцией [ Гаспаров 1971 ]. Употребляется, как правило, при общении с маленькими детьми («А кто у нас такой большой!») или врача с пациентом («Как мы сегодня себя чувствуем?»).

Появление во сне коров, да еще в сочетании с цифрой семь заставляет вспомнить знаменитый сон фараона из Книги Бытия, где семь худых коров пожирают семерых тучных. Эсхатологическая интерпретация сновидения фараона Иосифом Прекрасным накладывается на прощальные мотивы, сопровождающие всю вторую книгу ВП .

Игра на прагмасемантике слова «ушел». Прагматические пространства путаются. Объективно прав Пух: Поросенок действительно ушел из своего дома, а Пух только что вошел в свой.

Прагматизм Пуха носит мифологический характер. Песня имеет смысл, когда она соответствует ситуации. Поэзия тесно связана с ритуалом. Л. Н. Толстой считал, что идеальная литература, которую поют бабы, когда идут домой с поля. Вероятно, Пух бы с этим согласился.

Тот факт, что слова могут походить или не походить на обозначаемые ими объекты, то есть быть чисто иконическими или чисто конвенциональными знаками, для естественного языка чрезвычайно важен. Р. О. Якобсон считал, что иконизация знака является существенным процессом семиогенеза [ Якобсон 1975 ].

И-Ё, кроме одного раза (пожаловаться Кристоферу Робину на пропавший дом), никогда не приходил ни к кому в гости. Пуху такое могло в голову прийти только в измененном состоянии сознания.

Комизм фразы в том, что Пух впускает неизвестно кого только потому, что он сказал «Я» (ср. Кролик: «Я бывают разные»). Возможно, простодушие Пуха объясняется тем, что в детской речи личные местоимения усваиваются поздно (маленькие дети говорят о себе в третьем лице). Поэтому говорящий «я» тем самым заслуживает доверия.

Санкционированность появления Канги, Ру и Тиггера обеспечивает им автоматически возможность натурализации в Лесу. Ср. как мучительно эта проблема ставится в «Замке» Кафки, но какими сходными методами. Землемер К. утверждает, что в замке знают о нем. К его неописуемому удивлению, в замке о нем действительно знают и т. д. (подробнее см. [ Руднев 1999 ]). Знание Кристофером Робином чего-либо равнозначно признанию остальными того, что это нечто существует. Напомним, что реально Канга с Ру и Тиггером были подарены Кристоферу родителями, когда ВП уже писался вовсю [ Milne 1976 ].

Как всегда, Пух понимает значение высказывания Тиггера слишком буквально: если все нравится, стало быть, и спать на полу. Однако слово «всё» в разговорной речи не совпадает с универсальным квантором: оно может означать, например, большую степень жизнерадостности говорящего, как в данном случае, а может быть, и наоборот – «Мне все наскучило» (ср. [ Пятигорский 1965 ]).