Михаил Петров - ЯЗЫК. ЗНАК. КУЛЬТУРА.

1964 г. Условный рефлекс и формирование второй сигнальной системы.

1965 г. Человек и наука.

1967 г. Социальные основы самосознания и научного творчества.

1968 г. Формальные выявления интуиции.

1969 г. Психика как объект исследования; Подлинный гуманизм, антропогенетика, психика и методология ее исследования; Язык и предмет истории философии; Проблема предначала (опыт социологического исследования европейского образа мысли).

1970 г. Догмат Троицы и разработка объективного бытия; Проблема доказательности в историко-философском исследовании.

1972 г. Идолы площади в водоворотах научно-технической революции.

1973 г. Гегель и современный кризис в гносеологии.

1974 г. Преподаватель университета; Университет в системе социальных институтов; Наука уходит в монастырь.

1975 г. Социология познания и "начало" философии.

1976 г. Универсалии и типы культуры.

1977 г. Знаки на камне творения "интеллектуальной революции XVII в.".

1978 г. Человекоразмерность. Типы культур и отношение человека к природе.

1980 г. Формирование предмета исследования буржуазной социологической науки в 1970-е годы.

1981 г. Время как чистая форма чувственного созерцания, единство апперцепции и человекоразмерная характеристика истории научного познания.

1982 г. Фундаментальные исследования и научно-академическое сообщество в системе современного развитого общества.

1983 г. История институтов науки (опыт изложения институциональной истории науки на материале англо-американской научной традиции).

1985 г. Проблемы онаучивания общества.

1986 г. История европейской культурной традиции и ее проблемы в свете основных положений тезаурусной динамики.

Последняя работа занимает около 1680 страниц.

Все это аккуратно складывалось в папки и заняло в его кабинете целый стеллаж.

Сейчас время разборки архивов – писателей, ученых, политических деятелей, военачальников. Ткутся воспоминания, соединяются листок к листку записные книжки, обнаруживаются неожиданные автографы и тщательно припрятанные стихи. Духовный подъем, проходящий сегодня в нашей стране, некоторые, даже весьма изощренные на поприще культуры люди иногда переводят в плоскость душевной эйфории и, настраиваясь на все важное и нужное, боятся, как бы червь сомнения не разъел это важное и нужное. Люди, впадающие в такого рода эйфорию, забывают, что "боящийся не совершен…". А сомнение есть субстанция интеллигентности. Ибо, рассчитанное на изобретательность, гибкость, поворотливость, оперативность, подвергая критическому анализу поднимаемые проблемы, сомнение выставляет их на свет разума – главного демократа нашего времени, а впрочем, и любых времен.

В свете этого разума становится особенно ясно, что щедро прокламируемое воздаяние по справедливости оказывается благородной игрой, своего рода тренажером, гонящим по жилам кровь, слегка щекочущим нервы, рождающим чувство глубокого уважения к себе или к тем, кто эту справедливость воздает.

Но трагедия, кажется, состоит в том, что задним числом справедливости не восстановить. Михаила Константиновича уже нет. И сейчас лишь от нас зависит, чтобы не случилось по древней эпитафии: "Не был, был, никогда не будет". Ибо настала пора и его публикаций. Уже вышли статьи в журналах "Вопросы истории естествознания и техники" (1987', N3: "Пентеконтера. В первом классе европейской школы мысли") и "Народы Азии и Африки" (1989, N2: глава из диссертации, названная нами "Трансплантация науки", и 1990, N2: глава из книги "Язык, знак, культура" – "Мы через призму традиций "). В журнале "Дон" (1980, N6-7) опубликована та самая повесть "Экзамен не состоялся", за которой в свое время последовало исключение из партии. Подготовлены к выпуску в альманахе "Восток – Запад" "Пираты Эгейского моря и личность" (1966). В Ростове-на-Дону уже трижды проходили Петровские чтения, телевидение посвятило ему специальную передачу. 29 апреля 1989 г. газета "Советская культура" опубликовала мою статью "Тише, не шумите, афиняне", в которой жизненный и творческий путь М.К.Петрова был представлен как типичный путь интеллигента в нашей стране. Его идеи относительно равноправия разных типов культуры, анализа проблем из ментальности тех эпох, откуда они родом, невозможности модернизаторского подхода к истории давно и без начальственного разрешения обрели права гражданства.

И все же что именно заставляет нас обращаться вновь и вновь к творчеству М.К.Петрова?

Целостность и своеобразие его авторской концепции состоят в том, что проблему сосуществования разнообразных, несводимых друг к другу способов бытия и мышления, разительно выраженных в странах Запада и Востока, он осветил через призму культуры, внутренние изменения которой рассматривались через механизмы передачи и преобразования накопленного и1 нового знания. Однако наличное представление механизмов и схем (некоторые из них устанавливались весьма плодотворным методом "догадничества" – восстановления целого по "намекающим" фрагментам) фактически обнаруживало содержание культуры исследуемого региона. Учитывая трудности, связанные с предметом его анализа, М.К.Петров несуетливо разбирался в понятийных системах Запада и Востока, собирал разножанровые источники для освоения способов мышления в определенные периоды их развития, чтобы через историко-психологическую и философскую ситуацию понять необходимость их возникновения и функционирования в той конкретности, где им время и место. Словом, действовал по принципу невмешательства современности во внутренние дела прошлого, по принципу проблематизации прошлого для настоящего.

Рассматривая культуру в ее типологических особенностях, М.К.Петров показывает их генезис (одной из другой) и жесткое разведение по разным полюсам, когда они, забывшие о своем родстве, вынуждены искать сообщаемости друг с другом, разместившись на одной планете. Такая сообщаемость может быть осуществлена, если единство культурных составляющих (будь то наука на Западе или традиция на Востоке) будет осознано в их особом сопряжении: формировании сознания и самосознания человека, где человек образуется не как человек вообще, а как конкретный, неповторимый, "вот этот самый", особенный. В этом пункте наметились первые отклонения от официальной идеологии.

"Человеком все еще принято оперировать как величиной абстрактной… – писал он в статье "Человек в научно-технической революции", – его все еще принято "определять" то от машины, и тогда он становится ее регулятором, "мозговым придатком", наименее надежной ее деталью, то от социального института, и тогда он становится безликим носителем "ролей"… Научно-техническая революция… все более подчеркивает, выдвигает на первый план творческие потенции человека, его способность уклоняться от предзаданных определений быть "избыточным", большим тех ролей и функций, в которых он взаимозаменяем и предстает лишь очередным носителем бессмертного социального начала. Сегодня человеку и дано больше, и спрос с него больше… В новых обстоятельствах жизни человеку нужно прибавить способность исторической ориентации, исторического предвидения, способность логически и системно переводить конечные цели собственного существования в достижимые цели ближайшего будущего" (Вопросы философии. 1990, N5).