Михаил Петров - ЯЗЫК. ЗНАК. КУЛЬТУРА.

Однако размышления М. К. Петрова о науке существенны еще и тем, автор анализирует наукометрические процедуры по связи и аналогии речью. Еще недавно, у структуралистов в особенности, единицей выбывания считалось предложение. Однако, как убедительно показано в книге, предложение не способно «сжать» в языке весь наработанный культурой массив знаний. Смысл можно формализовать лишь в «серии предложений», это означает разрыв с классическими представлениями о единстве формы содержания лингвистических структур с общелогическими понятиями. Установление подобного разрыва позволяет М. К. Петрову провести исторологические сопоставления и – соответственно – выявить различия в традиционно-трансмутационном механизме передачи и преобразования заложенных в культуре смыслов, характерные для научного Запада и традиционного Востока. Все это откровенно свидетельствует о том, что предлагаемые М.К.Петровым технологические и схематические конструкции направлены выявление именно содержания разных культурных типов. Вот почему вызывает особый исследовательский интерес обнаружение им связи между типами языков и типами трансляции знания. Античные формы трансляции, оказывается, тесно связаны с флективными древнегреческими языковыми структурами, а нововременные – с аналитическими структурами английского языка. Современными же формами трансляционно-трансмутационного механизма, по мнению М. К. Петрова, непременно порождаются особые метасинтаксические

лингвоструктуры, рождающиеся из взаимопроникновения западноевропейских и восточных, главным образом английского к японского языков.

Подобное движение мысли, очевидно плодотворное для дальнейшего исследования, обнаружило в то же время и существенный парадокс в собственном теоретическом сознании М. К. Петрова. Михаил Константинович полагал, что овладение смыслами разнотипных культур необходимо для создания некоей метакультуры, что в известной степени ставит под вопрос тезис о необходимости культурного или – в его терминологии – социокультурного равноправия. Ячейку, в которой можно было бы разместить возникшие на европейской почве науку и технику, он обнаружил в репродуктивных (трансляционных) механизмах любого общества, но тем самым – volens nolens – растворял уникальное, что есть культура, в постоянно действующих жизнеобеспечивающих структурах. Не случайны поэтому его колебания в определениях культуры, понимаемой то как этнотрадиция, то как неповторимый и единственный текст-произведение, то как социокультурный институт, производящий перевод образца в норму.

Это, однако, проблема, требующая внимательнейшего анализа после того, как книга будет опубликована и тем самым войдет в современный фонд культуры.

Концепция М. К. Петрова не была бы универсальной, если бы не касалась всех общественных структур. Но сама идея трансляции знания замыкается на идее образования. И в этом смысле анализ феномена науки в современном мире оказывается чрезвычайно актуальным. Как уже говорилось выше, пафосом творчества М. К. Петрова была борьба с фетишизацией институциональных и знаковых форм науки, что ведет к принижению роли личности. Уравниловка, вытекающая из подобной фетишизации, охватывает все этажи общества, включая детей, которые все обучаются по единым текстам единых учебников, рассчитанных на «совокупного» ребенка с одной головой. Однако «нынешний путь в герои науки не единственный, - писал М. К. Петров, - были герои, как говорили греки, и до Агамемнона». Поэтому одним из важнейших шагов перестройки системы образования, на его взгляд, могло бы стать изучение в школах «общенаучных языков» – греческого и латыни, одновременно обращенных и в мир традиционных способов усвоения знания. Это одно. Есть и другое рассуждение. Передний край науки, по М. К. Петрову, представлен совокупностью постоянно растущего числа научных дисциплин. С переднего края науки идеи движутся в производство через систему образования. Наука является своего рода генератором технологий, которые могут эффективно применяться только при условии, что они окажутся в руках научно образованных людей. Именно движение научных идей от переднего края науки на начальные этажи системы образования к движение людей через систему образования в различные специализированные виды деятельности – в состав того или иного научного сообщества (М. К. Петров назвал такие движения «концептом тезаурусной динамики») – являются основным каналом научного обновления общества. Адекватный анализ феномена науки может быть осуществлен только тогда, когда ее передний край (научные дисциплины) и ее тылы (система специального и общего образования) будут рассматриваться именно в ключе тезаурусной динамики, с которой неразрывно связаны два понятия – философия и человекоразмерность. Философия европейского очага культуры берет на себя роль «теоретической номотетики», универсального средства трансляции наличного корпуса знаний, который «сжимается» в Логосе Гераклита, атомах Демокрита, идеях Платона и т. д. С другой стороны, именно философия способствует трансмутации культуры. Не случайно предметом тщательного анализа М. К. Петрова становится философия И. Канта, в которой впервые соединялись накопление опыта и творческая сила воображения.

Концепция образования М. К. Петрова глубоко демократична, поскольку предусматривает движение от тезауруса (слов, понятий, программ) первоклассника к тезаурусу ученого-творца. Одной из помех на этом пути является раннее разведение по профессиям в системе образования, что часто не позволяет человеку не только выйти на передней край науки, но и овладеть в полной мере тезаурусом взрослого, способного обсуждать и решать общественно значимые проблемы (5).

5 См.: Петров М. К Когнитивно-лингвистические аспекты дисциплинарной организации научной деятельности.- Дисциплинарность и взаимодействие науки. М., 1966, с. 165-192. Этим проблемам были посвящены доклад В.Н.Дубровина «Жизнь, деятельность и мировоззрение М. К. Петрова» и сообщение В. Н. Молчанова на первых Петровских чтениях в РГУ, состоявшихся 11 апреля 1988 г. См. об этом: Вопросы история естествознания и техники. 1988, №3, с. 166-167.

Проблемами образования М. К. Петров занимался последние годы жизни. Возможно, обращение к его идеям позволило бы создать новую концепцию образования. Возможно, и нет. Но в те годы подобные идеи снизу мгновенно перекрывались. Никаких крайностей, умеренность и благонамеренная осторожность создавали серую цветовую гамму времени.

Михаил Константинович совершенно не владел серым цветом. Его речь (надеемся, читатель это заметит) упруга, мускулиста, точна, как у всякого а, знающего, что слово – это дело, за которое он несет полную ответственность. Ритмы, метафоры, интонации создают особую, я бы сказала, художественную атмосферу текста, особый мыслительный напор, разламывающий традиционно сбитые рамки. Как-то мгновенно обнаруживалась брешь, латать которую (читай: запрещать статью) мчался какой-нибудь чиновник. Сколько раз опытные редакторы обкладывали тексты М. К. Петрова подушками только что принятых решений, окутывали пеленами руководящих цитат – его слово, гвоздем торчало из них.