Филипп Честерфилд - Письма к сыну

Задумайся основательно над тем, почему такие-то и такие-то люди нравятся тебе и располагают к себе больше, чем другие, обладающие теми же достоинствами, что и они, и ты непременно заметишь, что первые находятся под покровительством граций, вторые же нет. Я знал немало женщин, хорошо сложенных и красивых, с правильными чертами лица, которые, однако, никому не нравились, тогда как другие, далеко не так хорошо сложенные и не такие красивые, очаровывали каждого, кто их видел. Почему? Да потому, что Венера, когда рядом с нею нет граций, не способна прельстить мужчину так, как в ее отсутствие прельщают те. И как часто мне приходилось видеть людей, чьими незаурядными достоинствами и знаниями пренебрегает общество, встречая их неприветливо и стараясь даже оттолкнуть от себя, – и все только потому, что грации к ним неблагосклонны. И наряду с этим весьма посредственные способности, небольшие знания и меньшие достоинства при покровительстве граций встречали приветливый прием, ласку и восхищение. Даже добродетель, которая есть не что иное, как красота духовная, не так пленяет, когда появляется без них.

Если ты спросишь меня, как тебе приобрести то, что ни ты, ни я не способны ни установить, ни определить, то я могу только ответить – наблюдая. Воспитывай себя, сообразуясь с другими людьми, положив в основу то, что, как тебе кажется, нравится в них тебе. Я могу сказать тебе, как важно пользоваться покровительством граций и какие это даст тебе преимущества, но я не могу призвать их к тебе. Я бы всей душой хотел быть в состоянии привлечь их на твою сторону, и я бы, разумеется, это сделал, ибо это было бы лучшим подарком, который я бы мог тебе преподнести.

Для того чтобы ты знал, что один очень мудрый человек, живущий уединенно и занятый философией, думает по этому поводу так же, как и я, который всю жизнь провел в свете, посылаю тебе с м-ром Элиотом знаменитую книгу Локка «О воспитании» [87]: ты увидишь, какое большое значение философ этот придает грациям, которых он называет (и совершенно правильно) хорошим воспитанием. Я отметил все разделы книги, которые заслуживают твоего внимания, но начинает он с воспитания ребенка чуть ли не от самого его рождения, и главы, посвященные раннему детству, читать тебе совершенно незачем. Германия – еще в меньшей степени приют граций, чем Англия, тем не менее пока ты живешь там, лучше будет, если ты почтешь за благо не распространяться об этом. Зато страна, в которую ты едешь, очень им полюбилась, и среди уроженцев Турина, например, хорошо воспитанных людей не меньше, чем где бы то ни было в Европе. Покойный король Виктор Амедей [88]прилагал все силы к тому, чтобы те из его подданных, которые наделены талантами, получали не только знания, но и хорошее воспитание; ныне царствующий король, говорят, следует его примеру; во всяком случае, с уверенностью можно сказать, что при всех дворах и на всех конгрессах, где бывают посланники различных стран, посланники короля Сардинии [89]– самые способные, самые вежливые и les plus delies [90]. Поэтому в Турине ты найдешь прекрасные, достойные всяческого подражания примеры. И помни, что к лучшим, достойным подражания людям, точно так же как к античным статуям на гравюре, в полной мере относятся слова non mai a bastanza. Вслушивайся в каждое слово, следи за каждым взглядом и движением тех, кого общество считает там образцами совершенства. Присмотрись к их естественному, свободному и вместе с тем учтивому обращению, к их непринужденным манерам, к их лишенному всякой надменности и вместе с тем не омраченному даже тенью угодливости достоинству. Обрати внимание на то, как пристойно они умеют веселиться, как сдержанны они в своей откровенности, на тот entregent [91], который, поднимаясь над легкомыслием, но вместе с тем никогда не впадая в напыщенность или таинственность, лучше всего помогает поддерживать разговор в смешанном обществе. Замечу, кстати, что способность к такому вот легкому entregent часто бывает очень полезна для дипломата, находящегося в чужой стране; благодаря ему он не только чувствует себя как дома во многих семьях, но имеет возможность откладывать и отклонять разговор на такие темы, которые могли бы поставить его в затруднительное положение, когда он не знал бы, что сказать и какое придать себе выражение лица.

Из всех, кого я знал (а его-то я знал очень хорошо), герцог Мальборо [92]пользовался наибольшей благосклонностью граций, я бы сказал даже – был их избранником. И в самом деле, успехами своими он больше всего обязан был им, ибо я возьму на себя смелость сказать (вопреки обычаю присяжных историков, которые привыкли для каждого значительного события искать глубокие причины), что славу и богатство герцога Мальборо в значительной степени создали именно грации. Он был человеком очень необразованным, писал на плохом английском языке и совсем не ладил с орфографией. Он не был ни в малейшей степени наделен тем, что обычно называют талантами: никакой яркости, никакого блеска. Надо, правда, признать, что у него был очень ясный ум и судил он обо всем здраво.

Но один этот ум, может быть, поднял бы его только чуть выше той ступени, на которой грации его отыскали, а был он тогда всего-навсего пажом королевы, супруги короля Иакова II [93]. Тогда-то они и оказали ему покровительство и вознесли его очень высоко: в бытность его прапорщиком королевской стражи герцогиня Кливлендская [94], в то время любимая фаворитка короля Карла II [95], восхищенная этими грациями – его удивительными манерами, – подарила ему пять тысяч фунтов; деньги эти он тут же одолжил моему деду Галифаксу [96]и стал до конца своей жизни получать с него ежегодно по пятьсот фунтов. Этим он положил начало своему состоянию. Герцог Мальборо был очень строен, манеры же его производили просто неотразимое впечатление и на мужчин, и на женщин. Эти-то располагающие к себе приятные манеры позволили ему в течение всей войны, которую он вел, соединить воедино различные враждовавшие между собой силы Великого союза [97]и двинуть на главного врага, заставив их принести в жертву общей цели существовавшие между ними разногласия, обоюдную зависть и своеволие. При каких бы дворах ему ни приходилось бывать (а ему часто приходилось самому отправляться к несговорчивым и непокорным), он неизменно одерживал верх и подчинял других своей воле. Пенсионарий Гейнзиус [98], почтенный старый государственный деятель, поседевший за исполнением своих обязанностей и возглавлявший Республику Соединенных Провинций [99]на протяжении сорока с лишним лет, был в полном подчинении у Мальборо, и последствия этого подчинения Нидерланды чувствуют и поныне. Он всегда умел сохранять хладнокровие, и никто никогда не замечал, чтобы под влиянием обстоятельств выражение его лица сколько-нибудь менялось. Отказывал он с видом более приветливым, чем иные люди дают согласие, и тот, кто уходил от него совершенно не удовлетворенный исходом дела, бывал очарован и даже в какой-то степени ублаготворен его обращением. Ни один человек на свете, как бы он ни был деликатен и учтив, не видел с такой прозорливостью стоящие перед ним задачи и не сохранял чувство собственного достоинства лучше, чем он.