Александр Титаренко - Антиидеи

Она не может не вызвать крайнее разочарование и мрачное сомнение в значимости собственно-индивидуального личностного бытия человека. Неудивительно: если разложить человека на отдельные разрозненные функции, к тому же предельно стандартизированные, то каждой функции индивида можно найти подобную же, «аналоговую», у другого индивида. Отсюда и возникает тревожное предположение, что все люди полностью взаимозаменяемы, что самобытность, неповторимость – а значит, и особая ценность личности – не более чем миф, что все люди, в сущности, одинаковы, а различия касаются несущественного – разного набора стандартных функций и свойств. Причем констатация этой всеобщей «одинаковости», анонимности любого индивидуального существования прямо противостоит мечте о схожести, слиянии с духовным миром другого человека, нахождении близкой, родной души – «своего другого» (alter ego). Здесь нет «своего другого» просто потому, что от «своего» ничего не осталось, его попросту не существует. Alter ego – не просто похожий, близкий, но и незаменимый, в чем-то несравненный, единственный. Но именно этого качества – незаменимости и несравненности – лишены стандартизированные индивиды, вовлеченные в мертвую рутину одинаковых, «ролевых» функций и контактов. То есть перед нами своеобразный этико-психологический феномен, скрывающий под тревожным вопросом о взаимозаменяемости людей проблему диалектики общего и единичного в личности, проблему человеческой индивидуальности и ее общего нравственного значения.

Разумеется, мысль о взаимозаменяемости людей, примененная к личностным отношениям, выглядит кощунственно. Без ощущения собственной индивидуальности, с убеждением, что каждого человека, в том числе самого себя, легко заменить другим, с таким самочувствием индивиду жить довольно трудно. Тогда нравственная потребность человека в человеке оказывается фикцией: во взаимоотношения вступают не индивидуально-неповторимые личности, а «ролевые» индивиды, нуждающиеся друг в друге только функционально и только временно – «на час». Ценность личного существования становится незначительной, просто ничтожной. Если все люди, даже самые близкие, могут легко без тебя обойтись, то в чем смысл, оправдание твоего существования? Вот вопрос, который возникает в этом случае в обыденном моральном сознании отдельного человека. Но функциональная, «ролевая» заменимость личности вовсе не равнозначна ее моральной заменимости: самоценность каждого человека состоит, в частности, в его незаменимости для других людей в нравственно-психологическом отношении. Несомненно, идея о полной одинаковости людей вызывает острое ощущение никчемности и вместе с тем протест против «одинаковости», стремление (порой наивное) к индивидуализации, потребность личности быть для кого-то другого незаменимым, несравнимым, единственным.

Ту идеологическую мистификацию, которую приобретает эта этическая дилемма в рамках обыденного рассудка в буржуазном обществе, блестяще разоблачил К. Маркс. Конечно, нигде так не сложна и по-человечески пристрастна диалектика общего и единичного, как в спектре свойств и особенностей отдельной личности. Она всегда наполнена определенным, конкретно-историческим, социально-классовым содержанием. Противоречие между функциями, набором «ролей» индивида и его неповторимой «самостью», осознаваемой как особое «Я», К. Маркс раскрыл как коллизию между индивидуальностью и случайным индивидом в условиях господства капиталистических производственных отношений. Именно в условиях буржуазного строя социальные «отношения обособляются и противостоят индивидам», а «индивидуальность подчинена случайности». (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 440.) Капиталистическое разделение труда делает индивида, ему подчиненного, «односторонним, уродует, ограничивает». (Там же, с. 439. 8 Там же.) Отсюда и возникает моральное пожелание, чтобы взаимоотношение индивидов «не превращалось в самодовлеющее, независимое от них общественное отношение и чтобы их отличия друг от друга не принимали вещного (независимого от личности) характера…». (Там же, с. 438. 5 Там же.) Если это пожелание не выходит за рамки существующего строя, то оно остается лишь благочестивой иллюзией, утешительной фразой, как у Штирнера, который желает, «чтобы индивиды только лично общались друг с другом, чтобы их общение не совершалось посредством чего-то третьего, какой-нибудь вещи…». (Там же, с. 438. 5 Там же.) Так, по видимости, исчезают все общественные, классовые противоречия, в том числе противоречие между буржуа и пролетарием, которые теперь «должны», в соответствии с фантазирующим замыслом морализатора, вступать между собой лишь «в чисто личные отношения…». (Там же, с. 438. 5 Там же.) Эта успокоительная, мечтательная иллюзия говорила о полной неспособности автора «Единственного» понять социально-историческое содержание диалектики общего и единичного в человеческой индивидуальности. «Превращение индивидуального отношения в его противоположность – в чисто вещное отношение, различение индивидуальности и случайности самими индивидами, представляет собой, как мы уже показали, исторический процесс и принимает на различных ступенях развития различные, все более резкие и универсальные формы. В современную эпоху господство вещных отношений над индивидами, подавление индивидуальности случайностью приняло самую резкую, самую универсальную форму, поставив тем самым перед существующими индивидами… задачу: вместо господства отношений и случайности над индивидами, установить господство индивидов над случайностью и отношениями» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 440.) – писал К. Маркс, раскрывая реальный смысл этой проблемы. Причем эта задача обнаруживает себя как реальная, а не выдуманная и «совпадает с задачей организовать общество на коммунистических началах». (Там же.) Только в коммунистическом обществе, которое основано на общественной собственности, «самобытное и свободное развитие индивидов перестает быть фразой…». (Там же, с. 441.) Самобытность человеческой индивидуальности предполагает здесь не любых «случайных индивидов», которые присущи классово антагонистическим формациям, а людей, объединенных в новую социальную ассоциацию, позволяющую им целенаправленно управлять общественным процессом. Конечно, всегда «развитие индивида обусловлено развитием всех других индивидов, с которыми он находится в прямом или косвенном общении…», (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 440.) поэтому и в коммунистическом обществе самобытность и развитость индивидов обусловливается их связью. Эта связь, по мысли К. Маркса, определяется: 1) экономическими предпосылками, поставленными на службу развития личности; 2) необходимой солидарностью свободного развития всех, где ограниченность каждого является препятствием для развития других лиц; 3) универсальным характером деятельности индивидов, основанном на универсальном характере общения и производительных сил. Осознание своей самобытности и своих взаимоотношений с другими людьми здесь также становится совершенно другим, перестает метаться в дилемме самоотверженности и эгоизма. (См. там же, с. 441.)