Карл Маркс - Собрание сочинений, том 7

В Бреттене к нам пришла депутация студентов с заявлением, что бесконечные переходы перед лицом неприятеля им не нравятся и что они просят отпустить их. Им, разумеется, ответили, что перед лицом неприятеля никого отпустить нельзя; но если они хотят дезертировать, то это их дело. После этого приблизительно половина роты ушла; оставшиеся продолжали дезертировать поодиночке, так что вскоре остались только одни стрелки. Вообще студенты на протяжении всего похода показали себя вечно недовольными и боязливыми барчуками, которые всегда претендовали на то, чтобы их посвящали во все оперативные планы, жаловались на натертые ноги и ворчали, если поход не представлял всех удовольствий каникулярной экскурсии. Среди этих «представителей интеллигенции» исключение составляли только несколько человек, проявивших действительно революционный характер и замечательное мужество.

Как нам впоследствии сообщили, неприятель вступил в Бреттен через полчаса после нашего ухода. Мы прибыли в Этлинген; там г-н Корвин-Вирзбицкий предложил нам отправиться в Дурлах, где Беккер должен был удерживать неприятеля до тех пор, пока не будет завершена эвакуация Карлсруэ. Виллих послал одного шеволежера с запиской к Беккеру, чтобы узнать, сможет ли тот продержаться еще некоторое время; посланный вернулся через четверть часа с известием, что встретил на дороге войска Беккера, которые уже полностью отступали. Поэтому мы отправились в Раштатт, где концентрировалось все войско.

Дорога в Раштатт представляла картину величайшего беспорядка. Множество самых различных отрядов двигалось походным порядком или пестрой толпой располагалось на стоянку, и мы лишь с трудом смогли собрать своих бойцов в одном месте под палящими лучами солнца, среди общей суматохи. На гласисе крепости Раштатта расположились лагерем пфальцские войска и несколько баденских батальонов. Число пфальцских войск очень сократилось. Еще до сражения при Убштадте гг. Циц и Бамбергер созвали в Карлсруэ лучший отряд, рейнско-гессенский. Эти храбрые воители за свободу возвестили отряду, что все, дескать, погибло, что превосходство сил неприятеля слишком велико, что все еще могут вернуться домой целыми и невредимыми; что они — парламентский болтун Циц и мужественный Бамбергер — не хотят, чтобы на их совести была невинно пролитая кровь и прочие ужасы, и потому они объявляют отряд распущенным. Бойцы рейнско-гессенского отряда были, разумеется, до того возмущены этим бесчестным предложением, что хотели арестовать и расстрелять обоих предателей; Д'Эстер и пфальцское правительство также распорядились разыскать их и арестовать. Но почтенные граждане уже успели скрыться, и дальнейший ход кампании за имперскую конституцию храбрый Циц наблюдал уже в полной безопасности из Базеля. Как в сентябре 1848 г. со своим «призывом к решительным действиям» [105], так и в мае 1849 г. г-н Циц был в числе тех парламентских хвастунов, которые больше всего побуждали народ к восстанию, и оба раза он занял почетное место среди тех, кто раньше других во время восстания бросал народ на произвол судьбы. И при Кирхгеймболандене г-н Циц в числе первых обратился в бегство, в то время как его стрелки сражались и гибли под пулями.

Рейнско-гессенский отряд, и без того уже, подобно другим отрядам, очень ослабленный дезертирством, павший духом в связи с отступлением в Баден, сразу потерял всякую выдержку. Часть бойцов рассеялась и разошлась по домам; другая часть была переформирована и сражалась до конца кампании. Остальные пфальцские отряды, находясь под Раштаттом, были деморализованы сообщением, что все, кто вернется домой до 5 июля, получат амнистию. Больше половины людей разбежалось, батальоны таяли, доходя до размера роты, младшие офицеры большей частью разошлись, а остававшиеся еще войска в количестве менее 1200 человек уже почти ни на что не годились. И наш отряд, хотя он отнюдь не поддавался унынию, все же был ослаблен потерями, болезнями, дезертирством студентов и немногим превышал 500 человек.

Мы расположились на постой в Куппенгейме, где уже стояли другие отряды. На следующее утро я отправился с Виллихом в Раштатт, где опять встретил Молля.

Тем жертвам баденского восстания, которые в той или иной мере принадлежали к образованным классам, в прессе, в демократических союзах воздаются всякого рода почести в стихах и прозе. Но никто не поминает ни словом о сотнях и тысячах рабочих, которые вынесли на себе всю тяжесть боев и пали на полях сражений, о тех, которые заживо сгнили в раштаттских казематах, или о тех, которым теперь за границей, единственным из всех эмигрантов, приходится в изгнании испить до дна горькую чашу нужды. Эксплуатация рабочих — стародавнее и слишком привычное явление, чтобы наши официальные «демократы» могли видеть в рабочих что-нибудь иное, чем легко воспламеняющийся материал, годный лишь на то, чтобы быть объектом агитации и эксплуатации или служить пушечным мясом. Наши «демократы» слишком невежественны и слишком проникнуты буржуазным духом, чтобы постичь революционное положение пролетариата, постичь будущее рабочего класса. Поэтому им ненавистны также те истинно-пролетарские характеры, которые слишком горды для того, чтобы льстить им, слишком проницательны, чтобы дать себя использовать этим «демократам», но которые все же выступают с оружием в руках каждый раз, когда дело идет о свержении существующей власти, и которые во всяком революционном движении непосредственно представляют партию пролетариата. Но если так называемые демократы не заинтересованы в том, чтобы оценивать по достоинству таких рабочих, то долг партии пролетариата — воздать им по заслугам. И к лучшим из этих рабочих принадлежал Иосиф Молль из Кёльна.

Молль был по профессии часовщик. Много лет тому назад он покинул Германию и принимал участие во всех открытых и тайных революционных обществах во Франции, Бельгии и Англии. Он принимал участие в основании Просветительного общества немецких рабочих в Лондоне в 1840 году [106]. После февральской революции он вернулся в Германию и вскоре вместе со своим другом Шаппером принял на себя руководство Кёльнским рабочим союзом [107]. Эмигрировав в Лондон после кёльнских сентябрьских событий 1848 г. [108], он вскоре вернулся в Германию под чужой фамилией, вел агитационную работу в самых различных местностях и принимал на себя выполнение миссий, которые отпугивали всех других своим опасным характером. Я снова встретил его в Кайзерслаутерне. И здесь он взялся за выполнение таких поручений в Пруссии, которые подвели бы его прямо под расстрел, если бы он был узнан. Возвращаясь из своей второй поездки такого рода, он благополучно пробрался через расположение всех неприятельских армий до самого Раштатта, где немедленно вступил в наш отряд, в безансонскую рабочую роту. Спустя три дня он был убит. Я потерял в нем старого друга, а партия — одного из своих самых неутомимых, бесстрашных и надежных передовых бойцов.