Петер Слотердайк - Критика цинического разума

магический мотив, тем более силь­ный импульс для размышлений и для поисков путей самопомощи по­лучит больной. Если бы мы толь­ко узнали, как функционирует ос­нованная на внушениях часть лече­ния, то постепенно пришло бы время, когда мы научились бы воз­вращать проекции воли к жизни на внешний мир туда, откуда они ис­ходят,— во внутренний мир само­го пациента. Здесь бы открылось широкое поле альтернативного вра­чевания.

3. Своей вершины власть врача достигала тогда, когда он обретал власть над телом прави­теля. Если заболевал правитель, то de facto в этот момент правил при­дворный врач — через «тело вла­сти». Способность лечить правите­лей поднимало искусство врачева­ния на уровень начальствующей медицины. Поэтому начальствую-

ivic^ni^riniji. 1 i * J & l \ jl \ iy nCL ~ iaj \ LH - L D_ynj-

щая медицина является медициной Господина. Тот, кто лечит власть имущих, сам становится центральным носителем власти. В древних теократиях и при власти священников-королей эта связь была еще более непосредственной — в силу того, что правитель и врачеватель объединялись в одном лице. Позднее фигура начальствующего вра-чевателя обособляется от фигуры правителя, и это происходит, по­жалуй, в той мере, в какой искусство врачевания превращается в искусство, ядром которого становится техника и опыт,— в искусст­во, которое позволяет себя отделить от магических манипуляций. Немецкое слово «врач» (Arzt), как сообщает нам толковый словарь немецкого языка «Duden»^, восходит к греческому слову, обозначав­шему главного медика,— arch-iatros, apxuamp, «главный врач». Так звучал титул придворного врача античных правителей — первые достоверные сведения о существовании такой должности относятся к государству Селевкидов. Через римских врачей это слово перешло ко двору Меровингов. Затем этот титул, употреблявшийся при дво­рах королей, превратился в звание личных врачей важных духовных и светских особ, а в староверхненемецкие времена стал общим на­званием профессии. В этом изменении значения слова примечателен прежде всего тот факт, что титул врача вытеснил старое обозначение врачевателя — тот раньше назывался lachi, что в буквальном пере­воде означало «знахарь», «лечащий заговором». Изменение слова

означало и изменение практики: квазирациональная господская ме­дицина начинает вытеснять магическую народную медицину. На размышления в том же духе наводит и комментарий в словаре «Duden», в котором отмечается, что слово «Arzt» так и не стало «народным», зато таким стало слово «Doktor», которое с XV века было уже у всех на устах. «Доктор» — как ученый «заклинатель» болезней — по сей день вызывает большее доверие, чем «архиатр» — наделенный властью медик. Действительно, существует определен­ный род медицины, который с незапамятных времен опознается как сомнительная тень власти.

Медицинский кинизм начинается в тот момент, когда врачева­тель, выступающий в роли борца, принявшего сторону жизни, фри-вольно-реалистически использует свое знание о теле и смерти про­тив заблуждений больных и власть имущих. Часто врачу приходит­ся иметь дело не с роковыми страданиями, а с последствиями незнания, легкомыслия, зазнайства, телесной идиотии, «глупости» и неправильного образа жизни. В борьбе против этого рода зла вра­чу может помочь то, что он на короткой ноге со смертью. Нигде этот аспект не представлен лучше, чем в истории Иоганна Петера Гебеля, озаглавленной «Излеченный пациент»; этому пациенту, богатому амстердамскому буржуа, страдающему от переедания, умный док­тор дал такой совет, в сравнении с которым бледнеет грубость кини­ка. Поскольку люди богатые страдают от болезней, «о которых, слава Богу, люди бедные и не ведают», этот доктор измыслил особую форму терапии («погоди, уж я тебя быстренько вылечу») и написал ему следующее письмо, которое заслуживает того, чтобы привести его в качестве образца:

Добрый друг, Ваше состояние скверное, однако Вам можно будет помочь, если Вы последуете моему совету. У Вас — злая тварь в животе, огромный червь с семью пастями. С этим червем я должен говорить сам, и он должен выйти ко мне. Но, во-первых, Вам нельзя ездить в коляске или верхом на ло­шади, можно только ходить на своих двоих, иначе Вы растрясете червя, и он откусит вам все внутренности, раздерет все кишки разом. Во-вторых, Вы не должны есть больше, чем две тарелки овощей в день, в обед — одну жареную колбаску, на ночь — одно яйцо, а утром — немного мясного супчика с луком. Если Вы будете есть больше, то от этого червь только увеличится и раздавит вашу печень, и никогда с Вас уже не будет снимать мерку портной, а только гробовщик. Таков мой совет, и если Вы ему не последуете, то уже на будущую весну никакая кукушка Вам не прокукует. Делайте, что Вам будет угодно (Hebel ]. P. Das Schatzkastlein des Rheinischen Hausfreundes. Munchen, 1979. S. 153).

Какой из современных врачей отважится так разговаривать со своим цивилизованным пациентом? И многие ли из пациентов спо­собны сегодня сказать, придя на консультацию к врачу: «Я, к сожа­лению, оказался совершенно здоров в самое неудачное время — как раз тогда, когда должен был прийти к доктору. Нет, чтобы у меня хоть немного стреляло в ухе или что-нибудь было не в порядке с сер­дцем!» А какой сегодняшний врач получит, задав вопрос о том, что

беспокоит пациента, такой ответ: «Господин доктор, меня, слава Богу, ничего не беспокоит, и если бы Вы были так же здоровы, я был бы рад от всего сердца». Насколь­ко саркастическая история Гебеля отвечает образу мышления народ­ной медицины, показывает ее ко­нец: этот неназванный богач «про­жил 87 лет, 4 месяца и 10 дней, будучи здоровым, как огурчик, и каждый раз к Новому году посы­лал привет доктору с приложением 20 дублонов». Плата за лечение от больного превратилась в ново­годний привет от здорового чело­века. Может ли быть лучшее ука­зание на ту «помощь иного харак-

тера», при которой лекари заслуживали вознаграждения, когда они способствовали тому, чтобы их сограждане вовсе не болели?

Сегодняшнему народному реализму,— несмотря на науку, не­смотря на исследования, несмотря на великие достижения хирур­гии,— врач все же представляется только вызывающим определен­ные сомнения приверженцем партии жизни, и уж слишком часто его подозревают в том, что он чересчур легко переходит на сторону бо­лезни. Признак медицины Господина с давних пор — то, что она больше интересуется болезнями, чем больными. Она обнаруживает склонность, будучи весьма довольной собою, утверждаться в уни­версуме из патологии и терапии. Клиническая форма существования медицины все более отучает врача ориентироваться на здорового человека и нарушает укорененность сознания лекаря в жизнеутвер­ждающем реализме, который, вообще говоря, предпочитал бы не иметь вовсе никаких дел с медициной. Доктор, описанный Гебелем, еще принадлежит к вымирающему виду врачей, которые доказыва­ют кандидату в больные, насколько излишня медицина для людей, страдающих не от болезни, а от неспособности быть здоровыми. Ранее считалось, что чаще всего лучшими врачами становятся те, кто хочет быть и еще кем-то, а не только врачом — музыкантом, пи­сателем, капитаном, священником, философом или бродягой. Тогда понимали, что тот, кто знает все про болезни, еще отнюдь не явля­ется по этой причине докой в лекарском искусстве. Склонность «охотно помогать» столь же гуманна и отрадна, сколь прискорбна и подозрительна — в том случае, если помощь связана с тем злом, которое проистекает из цивилизаторских тенденций к саморазруше­нию. Врач слишком легко переходит в лагерь господского цинизма, если он, подобно великому доктору медицины Хиобу Преториусу у