Петер Слотердайк - Критика цинического разума

Дело — это альфа и омега всего. Дело — единственное истинное со­держание человеческой жизни. Дело, конечно, является и самым трудным в ней — ведь оно требует мужества...

Мы, техники, которые начинают с материалов, должны соединить с эти­ми материалами свой дух... Впрочем, Гете был одним из величайших техников всех времен, если иметь в виду эту духовную основу техники... Он... уже предвидел возникновение электрического телевидения...

Вместо того, чтобы биться в сражении плечо к плечу, как это делал еще Гете, мы идем раздельно, и это дает в итоге примечательные образования _ «только-лишь-дух» и «только-лишь-технику», если ограничиться их кратки­ми названиями. <... >

.. .А без этой боевой дружбы с машиной сегодня не может жить ни один человек, не говоря уже о народе... она служит и продолжает служить всегда. В ней мы должны уважать идею служения вообще. Это служение, однако, является наивысшей нравственной идеей и наиглавнейшим делом, и таким об­разом она воплощает эту идею в дело... (!)

Естественно, железо не отличается мягкостью и машина тоже не сахар. Но закон жизни — это сталь, а не сахар, не каша и не кисель. И только сердца и души из стали выигрывают в жизни...

Машина поэтому есть нечто, совершенно сообразное человеку, соответ­ствующее его сущности; только если мы обеспечим эту внутреннюю связь, мы сможем преодолеть это проклятие мира — материализм. А ведь это тоже одно из великих достижений новой Германии: введение техники в душу челове­ческую... так что ей больше не придется больше стоять снаружи и зябнуть на холоде...

Техник говорил долго и убедительно...

И словно освеженный стальной купелью, я шел по берегу моря, испыты­вая счастье, вдыхал морской воздух, который освежал легкие — точно так же, как освежает и бодрит сталь...

С неслыханной выразительностью преобразование человечес­кого самопознания, происходящее по аналогии с функциональной связью механизмов, здесь рекомендуется в качестве фашистского пути в современность. Эта «саморефлексия», при которой живое видит свое отражение в стали, а «чувство» — в стальной твердости, представляет собой в то же время основу для цинической готовности к исповеди и откровенным признаниям, которые свойственны этим философам «стальной твердости». Теперь они высказывают начи­стоту всё, но не затем, чтобы исправиться, не затем, чтобы стать «мягче» и начать думать иначе. Они, кажется, пропускают мимо ушей свою собственную исповедь. Они говорят так, будто испове­дуются, но при этом не постигают ровным счетом ничего. Они при­знаются во всем, чтобы не уступить ни в чем. Они хотят стать таки­ми, какой уже является их боевой друг — машина: хотят стать людь­ми из стали.

Если образы могут сказать что-то о жизненных позициях и о политическом стиле, то выражения, выбранные приспешником Гит­лера Альфредом Гугенбергом в 1928 году, уже позволяют предста­вить себе все то, что ждет в будущем:

То, что нам требуется — это не каша, а блок. В каше мы погибнем, а с блоком победа и восстановление разрушенного будут обеспечены легко... Мы

станем блоком, если нас нерасторжимо соединит стальная арматура мировоз­зрения, и, крепко стянутое ею, все, что было мягким и текучим, станет твер­дым, как скала. Тот, кто мог бы помешать нам идти этим путем, должен отойти в сторону либо слиться с нами воедино (Berliner Lokalanzeiger. 1928. 26, 28 Aug.).

Экскурс 4. Четвертый Рейх — перед Третьим

В 1927 году профессор философии из Франкфурта Фридрих Дес-сауэр представил на суд публики книгу под заголовком «Филосо­фия техники. Проблема реализации»*, в которой он обещал развить «критическую метафизику» техники. Он ополчился против ненави­стников техники, которые, отвергая ее с порога, выглядят как «пар­веню» нашей цивилизации. Дессауэр сделал предметом своего рас­смотрения тот переход от сопротивления технике к ее признанию, от неприязни к ней — к ее «позитивному пониманию», который про­ходит красной нитью сквозь всю эпоху, становясь ее главной темой. Приятие составляет саму суть познания в технической сфере:

Человек может летать, но, скажем, не потому, что он отрицает или отме­няет силу гравитации, а потому, что он постигает ее в процессе развития духа и, образно выражаясь, приходит к оборотной стороне дела. На первой стороне он — ее раб, на второй — ее господин. <...>

Тем самым гравитация преодолевается, а не отрицается... Полное при­ятие всех законов природы и того, что остается неизменным в рамках законов природы, определяет средства (S. 40—41).

Приятие так называемых законов природы нужно для того, чтобы овладеть ими; если ими удастся овладеть, они будут поставле­ны на службу человеку. Когда Дессауэр призывает к приятию тех­ники, то это подразумевает приятие приятия — приятие власти над средствами власти. В этом двойном «да» проявляет себя стальной субъект будущего; оно неотделимо от возросшей власти этого субъекта над самим собой, поэтому свойственная Господину теория этого вре­мени непременно заводит речь о Героическом. Это подразумевает не что иное, как возрастающее самопринуждение; риторические рас­суждения о мужестве означают здесь: отваживаться на более высо­кую степень безразличия к себе.

Машина, в свою очередь, тоже отвечает «да» своему изобрета­телю, как только он видит: «дело пошло». С момента, когда она «вступает в строй», обретает реальное существование, она обретает особое оптическое, бытийное качество: становится материальным воплощением не существующего в действительности, но существу­ющего в силу того, что оно построено духом изобретательства — как некий новый образ творения. «Мы живем в самый разгар дня творения» (S. 52).

Что же именуется Четвертым рейхом — Четвертым царством?

Кант, стремясь окинуть мысленным взором весь мир в целом, разграни­чил три царства. Первое царство — царство естествознания; он называет

произведение, описывающее его, «Кри­тикой чистого разума»... «Как возможно естествознание? » — так звучит ключевой вопрос, открывающий доступ в это цар­ство. Он дает ответ: благодаря формам созерцания времени и пространства... и благодаря столь же априорным формам рассудка... категориям, с помощью кото­рых он перерабатывает опыт. <... > Бла­годаря такому оснащению возможно ес­тествознание как познание явлений...

Он открывает второе царство — в переживании нравственного закона, того всевластного, безусловного (кате­горического) императива, который за­дает направление воле... Теоретический разум первого царства не может полу­чить доступа в это царство, здесь царит более высокий, практический разум, который раскрывает сферу сверхчув­ственного для волевой жизни...