Петер Слотердайк - Критика цинического разума

8. Протезы — о духе техники. Функционалистские цинизмы II

В дело вступает Гете

Первыми завели неогуманистическую жалобную песню о современ­ном отчуждении и об искалеченности индивида люди, вышедшие из войны целыми и невредимыми. В противоположном им лагере ки-нические виталисты (такие, как молодой Брехт, группы дадаистов и многие другие) пытались превзойти своим сарказмом ставшее оче­видным с установлением нового общественного порядка обесцени­вание индивида. Устойчивой фигурой их мышления было осуждение или ироническое восхваление механизированного существования.

Для тех, кто реально перенес отчуждение тела, был покалечен и «перемонтирован», такие формы выражения — как в первом, так и во втором направлении — оставались, скорее, чуждыми. Есть все же некоторая разница — предаваться критике культуры, сетуя на утрату индивидуальности, или реально пережить то, как в бою или на производстве ты лишаешься куска своего собственного («неде­лимого») тела. Статистика войны свидетельствовала: «Тринадцать миллионов убитых, одиннадцать миллионов покалеченных... шесть миллиардов выстрелов и пятьдесят миллиардов кубометров газа за четыре года...»* Каково приходилось тем армиям калек, которые после 1918 года заполнили свои отечества? Во всяком случае, неко­торые из них не могли сказать ни слова о «перемонтировании» чело­веческого в современную эпоху — у них попросту не было ртов.

...Мужчины с устрашающе изуродованными лицами, без носа, без рта. Больничные сестры, которых ничем уже не испугаешь, вводят этим несчаст­ным пищу через стеклянные трубочки, которые они вставляют в зарубцевав­шееся отверстие, там, где некогда был рот (Кёстнер. Фабиан. С. 49).

Описываемое Кёстнером происходило в 1931 году; прошло три­надцать лет после окончания войны, а нескончаемая агония ее жертв все еще продолжалась. Однако эти несчастные были упрятаны да­леко от мира, который давно уже принялся вооружаться снова,— упрятаны в глухую провинцию, в стоящие на отшибе дома.

Для изувеченных фронтовиков война так и не смогла по-насто­ящему закончиться — пусть даже они и не принадлежали к числу

тех обезображенных огнеметами людей, которым приходилось пи­таться через стеклянные трубочки. Рупором покалеченных на войне был журнал «Имперский союз. Орган имперского союза немецких инвалидов войны и родственников павших», который с 1922 года ре­гулярно выходил в Берлине. То, что и со страниц этого журнала разда­вались голоса, призывавшие к ре­ваншу, к скорейшей победоносной войне против Франции, сегодня может показаться нам трагически пикантным. Экономический кри-

— --—— .-^..

зис, начавшийся в 1929 году, оказался вдвойне тяжелым для инва­лидов войны и семей погибших: он грозил сокращением, а то и пол­ным прекращением выплаты и без того скудных государственных пенсий. Особенно острой ситуация стала в 1931 году, когда внепар­ламентское чрезвычайное постановление Брюнинга привело к ради­кальному сокращению бюджетных расходов, что вызвало резкие протесты Имперского союза. Стоит задаться вопросом: как много голосов инвалидов войны собрала партия Гитлера, когда она в 1932 году сумела привлечь к себе огромную массу избирателей, по­страдавших от кризиса?

Для калек, вернувшихся с войны, специальные учебники по психотехнике давали рекомендации двоякого рода: железная воля к жизни плюс тренировка тела, которое следовало приучить к проте­зам. Оптимизм, с которым тогдашние наставники калек внушали своим подопечным позитивное умонастроение и радость жизни, се­годня кажется просто насмешкой. С убийственной серьезностью патриотические врачи, не чуждые черного юмора, обращались к ка­лекам: и в будущем Отечеству потребуется ваша служба; и одно­рукие, и одноногие смогут сражаться дальше на производственном фронте. Великая машина не спросит, кто работает на нее — «инди­вид» или соединение человека с протезом. Что тот солдат, что этот. В книгах для калек и в трудах, посвященных индустрии медтехни-ки, возникает в высшей степени своевременный образ человека: homo protethicus, который с необузданным весельем должен говорить «да» всему тому, что отрицает «индивидуальность» «индивидов».

Я привожу цитату из пособия для ставших однорукими, вы­шедшего в свет в 1915 году; в связи с резким увеличением числа одноруких за счет инвалидов войны его пришлось переиздать уже через месяц, причем издатель с удовлетворением отметил, что при­ток новых одноруких с фронта придает новые силы и «старым одно­руким». Приват-доцент фон Кюнцберг пишет:

Древнейшая песнь немецкого героического эпоса — «Вальтарилид» — воспевает поединок героя с Хагеном, в котором Вальтер теряет правую руку. Он перетягивает ее жгутом, подхватывает обрубком щит и спокойно (!) про­должает сражаться левой рукой. Насколько продолжает жить такой героичес­кий порыв в наших войсках и сегодня, свидетельствует небольшое газетное сообщение, опубликованное в начале июня 1915 года. При первой атаке авст­рийского флота на итальянское побережье снаряд попал в кают-компанию ми­ноносца № 80. При этом один из матросов, резервист, рыбак по профессии, полностью лишился правого предплечья. Он перетянул культю ремнем, а ле­вой управлялся с помпой, откачивая хлынувшую в пробоину воду, и при этом не издал ни стона. Таких мужественных людей без числа среди наших парней в серых солдатских и синих матросских мундирах... Тот, кто противостоял на фронте врагу, имея две здоровые руки, сможет одной рукой справиться со сво­ей судьбой и с самим собой...

Предлагаемая брошюра... могла бы показать ему, что однорукость —

еще далеко не самое скверное.

.. .Насколько более благоприятно положение того, кто был ранен на фронте! Почетная пенсия навсегда защитила его от настоящей нужды. Но что за без­радостное существование ожидало бы его, если бы он не нашел путь возвраще­ния к труду! Праздность — начало всех пороков, как говорит пословица... Труд — это и гражданская обязанность, служение Отечеству... Даже и един­ственная рабочая рука не будет лишней... <...>

...Иной, лишившись руки, при прилежном посещении нашей школы на­ходил лучший заработок, чем раньше, когда он был цел и невредим.

.. .Тебе нечего скрывать и нечего стыдиться. Мы живем уже не в те времена, когда в каждом безруком подозревали уличенного клятвопреступника или вора. Ты потерял свою руку не под топором палача, а в священном бою. Ты вправе всегда и везде испытывать гордость, смотреть прямо в глаза каждому и тем заставлять краснеть всяких заморышей и бестактных (!) людей. Большинство людей смотрит на инвалидов войны как на живой памятник (!) нашим тяжким време­нам, к которому они втайне (!) испытывают признательность и благодарность. Достичь самостоятельности во всех отношениях — вот первая заповедь, вот наивысшая цель однорукого. Никогда не позволяйте себе помогать! Не должно быть ни одного рода деятельности, которой однорукий должен боять­ся... непрерывно упражняясь, он достигнет мастерства в ней. Однорукость станет для него само собой разумеющимся состоянием, она перестанет пережи­ваться как ужас непоправимой потери. От некоторых людей, которые уже дав­но потеряли руку и привыкли жить с одной, доводилось слышать, что они не знали бы, что делать со второй рукой, если бы она вдруг чудом вновь появи­лась у них.