Юрий Ефремов - Достоверность и границы научного знания

Слух о кризисе науки пущен теми философами, которые не в состоянии угнаться за ее быстрым развитием, за ее фантастическими достижениями. Некомпетентность объясняет азарт, с которым некоторые «социологи» науки говорят о необъективности, «социальном конструировании» научного знания. На дискуссии в НГ (НГ-Наука № 2, от 16 февр. 2000 г.) некоторые из них утверждали, что «ХХI век не будет веком науки вообще», что «мы еще наплачемся с вытекающими из нее неконтролируемыми последствиями наподобие чеченских или экологических». Почему наука виновата в чеченских событиях, не особенно ясно. Правда, лично Нобель изобрел динамит. Наверно теперь этот «науковед» скажет, что наука виновата и в событиях 11 сентября 2001 г. в США. Действительно, ведь без науки не построить ни самолета, ни небоскреба…

Такие интерпретаторы фактически пытаются дать наукообразное обоснование разгулу иррационализма. Этого рода философы заявляют: то, что мы видим, определяется лишь нашим восприятием и нашей деятельностью; они говорят о «полимундии», о «множестве реальностей», отрицая всеобъемлемость и объективное существование реального мира. Бесплодие своей философии необерклианцы компенсируют клеветой уже не против только науки, но против всей реальности, против самой жизни. Если объективная реальность, окружающий нас мир — не более чем один из снов или же иллюзия, обусловленная, например, недостатком алкоголя или ЛСД в крови, то почему же со своими рассуждениями о «полимундии» они обращаются не к обитателям воображаемых ими миров, а к нам с вами. Они не желают понимать, что в отличие от гуманитарных наук, в естествознании существуют объективные критерии истины.

Оказывается, однако, что «в социологии науки показано, что 2+2 =4 является истиной социально детерминированной» (см. [12]), и что даже истины логики и математики «социально конструируются», не говоря уж о физике. Положение дел в философии и некоторых гуманитарных науках, по-видимому, согласуется с идеей о социальной обусловленности их выводов, — т. е. об утрате ими объективных критериев истины. Но ошибочно думать, что и в естественных науках царит такая же неразбериха. Джордж Оруэлл [13] как будто предвидел достижения «горе-социологов познания», вкладывая в уста Эммануэля Голдстейна такие слова: «Нельзя игнорировать физические факты. В философии, в религии, в этике, в политике дважды два может равняться пяти, но, если вы конструируете пушку или самолет, дважды два должно быть четыре. Недееспособное государство раньше или позже будет побеждено, а дееспособность не может опираться на иллюзии». Между прочим, это понимали даже тт. Сталин и Берия, когда отказались от идеи разгромить квантовую механику и теорию относительности ввиду их сомнительного философского статуса. Бомба спасла нашу физику.

Критерий общечеловеческой практики остается последней инстанцией. Водородная бомба взрывается в согласии с основанной на квантовой механике теорией термоядерных реакций, развитых первоначально для объяснения источников энергии звезд (и которая недавно была подтверждена регистрацией требуемого этой теорией потока нейтрино от Солнца). Траектории межпланетных аппаратов и элементарных частиц в ускорителях планируются с учетом эффектов теории относительности, проявляющихся при больших скоростях. Это азбучные истины, но их приходится повторять, потому что воинствующие невежды, озабоченные лишь только тем, чтобы высосать из пальца «чего-нибудь новенькое», называют себя философами, эпистемологами, социологами науки.

Человеку науки трудно примириться с тем, что в научной по виду публикации можно с апломбом судить о предмете, которого не знают. Один из создателей единой теории электрослабых взаимодействий и теории кварков Ш. Глэшоу отмечает в этой связи, что «наиболее строгими критиками науки оказываются, как правило, те, кто знаком с ней меньше всего» [12]. Американские психологи Дж. Крюгер и Д. Даннинг [14] недавно доказали, что люди, оценивающие слишком высоко свои собственные способности, как

правило оказываются позади других при их объективной оценке. Обнаружено также, что именно такие люди в принципе не способны осознать свою некомпетентность. Свое невежество такого рода «ученые» критики науки возвели в принцип. Они наблюдают за действиями ученых, ничего в них не понимая, анализируют высказывания ученых, не понимая их смысла, и приходят к выводу, о том, что продукт науки является лишь результатом сговора ученых. В лучшем случае этот вывод можно назвать далекой экстраполяцией патологической ситуации, возникающей в результате давления властей на ученых, которые иногда — увы — бывают вынуждены под дулом пистолета подтверждать угодные политикам выводы, как это было, скажем, с лысенковщиной. Но наука — саморегулирующаяся система, коллективный опыт ученых рано или поздно отбрасывает любой результат, не согласующийся с наблюдениями и опытами, будь он результат давления извне, самообмана, или сознательной подтасовки исходных данных. Последнее, впрочем, — редчайшее явление, уличенный в этом изгоняется из научного сообщества. Иначе и не может быть. Смысл жизни исследователя — постижение истины об окружающем нас мире, это главный движущий стимул и неправда ему просто не нужна. Высокая моральность автоматически встроена в самое существо науки. Смысл существования человечества может состоять именно в исследовании создавшей его Природы.

Итак, атаки на науку со стороны некоторых «науковедов» следует рассматривать как проявление воинствующего невежества. Их нельзя, однако, игнорировать, поскольку они владеют пером и имеют гораздо больше возможностей влиять на общественное мнение, чем ученые. Их домыслы необходимо систематически разоблачать. Сделать это не так уж трудно, труднее быть услышанным.

Тяжелая ситуация возникает, когда человек, считающийся гуманистом, во всех бедах, принесенных «урбанистическим индустриализмом и техногенной цивилизацией, которые несут в себе гибель», винит почему-то «ошибочность методологии познания науки», главный изъян которой состоит, оказывается, в том, что она основана на рационализме. Имеется ввиду Т. Роззак, который, судя по статье М.А. Султановой, является едва ли не главным теоретиком антисциентизма и оказал сильное влияние на молодежное движение на Западе. Неразрывность гуманизма, науки и рационализма многократно показана в работах П. Курца в США и В.А. Кувакина в России. Для ученых это почти аксиома. Восторженное описание странных, внутренне противоречивых взглядов Роззака в книге, изданной Российским гуманистическим обществом, следовало бы сопроводить их критическим разбором. При всей привлекательности призывов Роззака к созданию «хорошего человека» остается непонятным, почему для этого необходимо «восстановление трансцендентных, мистических, духовных начал в человеке» [15]. Ведь бескорыстное стремление к познанию, которое осуществимо только на основах рационализма, отражает именно высшую духовную потребность человека, ради удовлетворения которой люди порой мирятся с любыми невзгодами. Враги науки всех видов просто узурпировали термин «духовность».