Жак Деррида - Голос и феномен

Напоминая нам об отличии бытия от сущего (онтологическое различие) как отличии присутствия от присутствующего, Хайдеггер высказывает суждение, ряд суждений, что здесь нужно будет не «критиковать» — с поспешностью глупости, — а скорее отвечать его провоцирующей силе.

Действуем, не торопясь. Итак, Хайдеггер хочет отметить следующее: отличие бытия от сущего — забытое метафизики — исчезло, не оставив следа. Самый след различия ушел ко дну. Если мы допускаем, что (само) различение (есть) иное, нежели отсутствие и присутствие, если оно трассирует , здесь необходимо было бы говорить, поскольку речь идет о забвении отличия (бытия от сущего), об исчезновении следа следа. Это как раз то, что, кажется, содержит в себе такой пассаж из Изречения Анаксимандра : «Забвение бытия входит в саму сущность бытия, им скрываемую. Оно принадлежит предназначению бытия столь существенно, что заря этого предназначения занимается именно как снятие покрова с присутствующего в его присутствии . Это значит: история бытия начинается с забвения бытия в том, что бытие удерживает свою сущность — различие с сущим. Различие ослабевает. Оно пребывает забытым. Обнаруживается лишь дифференцированное — присутствующее и присутствие ( das Anwesende und das Anwesen ), но не в качестве дифференцированного. Напротив, с тех пор, как присутствие предстает в виде сущего-присутствующего ( das Anwesen wie ein Anwesendes erscheint ) и свое происхождение находит в (сущем-)присутствующем высшем ( in einem höchsten Anwesenden ), ранний след ( die frühe Spur ) различия стирается» [108] .

Поскольку след является не присутствием, а симулякром [ simulacre [109] ] присутствия, который распадается, перемещается, отсылается, собственно, не имеет места, стирание принадлежит его структуре. Стирание, не только всегда призванное быть в состоянии застать его врасплох, без чего он был бы не следом, а нерушимой и монументальной субстанцией, но и с самого начала конституирующее его в след, размещающее его в перемене места и заставляющее его исчезать в его появлении, выходить из себя в его позиции. Стирание раннего следа ( die frühe Spur ) различия есть, стало быть, «то же самое», что его трассировка в метафизическом тексте. Последний должен быть хранителем метки потерянного или сохраненного, отложенного про запас. Парадокс такой структуры — это, на языке метафизики, данная инверсия метафизического понятия, которая производит следующий эффект: присутствующее становится знаком знака, следом следа. Оно больше не есть то, к чему в конечном счете отсылает всякая отсылка. Оно становится отсылкой в структуре генерализованной отсылки. Оно есть след и след стирания следа.

Текст метафизики, таким образом, понимаем . Кроме того, читаем; и предназначаем для чтения. Он не окружается, а пересекается своей границей, в самом своем внутреннем пространстве отмеченный многочисленными бороздами, оставленными его полем [ marge [110] ]. Предлагая сразу и монумент и мираж следа, след, одновременно трассируемый и стираемый, одновременно живой и мертвый, как всегда живет — в своей сохраняемой записи — также и симуляцией жизни. Пирамида. Не каменное препятствие, которое нужно преодолеть, но в камне, на стене, иначе говоря — подлежащий расшифровке, текст без голоса.

В таком случае ощутимое и неощутимое следа мыслимы без противоречия, по меньшей мере без придания ему какого-либо существенного значения. «Ранний след» различия погрузился в невидимость безвозвратно, и однако сама его потеря обрела приют, наблюдаема, задержана. В тексте. В форме присутствия. Свойства. Которое само есть лишь эффект письма.

После того как он высказал стирание раннего следа, Хайдеггер может, стало быть, — в противоречии без противоречия — записывать [ consigner ], скреплять подписью [ contresigner ] вмуровывание следа. Немного далее: «Отличие бытия от сущего, тем не менее, в состоянии прийти в опыт в качестве забытого, только если оно уже раскрыло себя с присутствием присутствующего ( mit dem Anwesen des Anwesenden ) и таким образом вмуровало себя в след ( so eine Spur geprägt hat ), который остается сохраняемым ( gewahrt bleibt ) в языке, в котором совершается бытие» [111] .

Еще дальше, продумывая tokhreân Анаксимандра, переводимый здесь как Brauch (поддержание), Хайдеггер пишет следующее:

«Располагающее согласие и почтительность ( Fug und Ruch verfügend ), поддержание освобождает при сутствующее (Anwesend ) в его пребывание и каждый раз оставляет его свободным для его пребывания. Но тем самым присутствующее также ставится и под постоянную угрозу затвердеть в настойчивости ( in das blosze Beharren verhärtet ) исходя из своей пребывающей продолжительности. Таким образом, поддержание ( Brauch ) остается заодно в себе самом де-охватыванием ( Aushändigung : де-снабжением) присутствия ( des Anwesens ) в рассогласованном (в рассоединенности) ( in den Un-fug ). Поддержание присоединяет рас- (Der Brauch fügt das Un- )» [112] .

И именно в момент, когда Хайдеггер распознает поддержание как след , и должен возникнуть вопрос: можно ли и до какого места можно мыслить этот след и рас- различения в качестве Wesen des Seins [113] ? Не отсылает ли нас рас- различения по ту сторону истории бытия, также по ту сторону нашего языка и всего того, что в состоянии в нем именоваться? Не призывает ли оно, в языке бытия, трансформацию — неизбежно неистовую — этого языка языком совершенно другим?

Уточняем этот вопрос. И, чтобы изгнать отсюда «след» (а кто полагал, что мы когда-либо преследовали скорее нечто, нежели обнаруживающиеся следы?), читаем еще и этот пассаж:

«Перевод tokhreôn через «поддержание» ( Brauch ) проистекает не из этимологико-лексических соображений. Выбор слова «поддержание» идет от предварительного nepe -вода ( Uber -setzen) мысли, которая пытается мыслить различие в развертывании бытия ( im Wesen des Seins ) , к историчному началу забвения бытия. Слово «поддержание» продиктовано мысли в восприятии ( Erfahrung ) забвения бытия. Отсюда то, что остается собственно для осмысления в слове «поддержание», tokhreôn именует в сущности следом ( Spur ), следом, тотчас исчезающим ( alsbald verschwindet ) в истории бытия, которая историко-всемирно [ historico-mondialement ] развертывается как западная метафизика» [114] .

Как мыслить место вне [ dehors ] текста? Более или менее как его собственное поле? К примеру, другое текста западной метафизики? Конечно, «след, тотчас исчезающий в истории бытия, которая… развертывается как западная метафизика», ускользает от всех определений, от всех имен, которые он мог бы получить в метафизическом тексте. В этих именах он укрывается и, стало быть, маскируется. Он не обнаруживается здесь как след «сам по себе». Но это потому, что сам по себе, как таковой , он, по-видимому, не может обнаружиться никогда. Хайдеггер также говорит, что различие не может являться как таковое: «Lichtung des Unterschiedes kann deshalb auch nicht bedeuten, daszder Unterschied als der Unterschied erscheint » [115] . Нет сущности различения, последнее (есть) то, что не только не могло бы позволить завладеть собой в как таковом своего имени или своего обнаружения, но что угрожает власти как такового вообще, присутствия самой вещи в ее сущности. Что собственной сущности [116] различения нет до такой степени, это означает, что нет ни бытия, ни истины игры письма, поскольку она вводит в действие различение.