Семен Франк - Непостижимое (Онтологическое введение в философию религии)

Но это понимание лишь в том случае оправдано и делает для нас "прозрачной", внутренне убедительной саму реальность целокупного бытия, если мы не будем мыслить и абсолютное совершенство - и, тем самым, блаженство самого Бога на пошлый, рационалистически искаженный лад безграничного самоуслаждения и благополучия и монотонно неподвижного покоя. Именно абсолютное совершенство Бога мыслимо - или, вернее, чуемо - лишь в форме полноты всеобъемлющей, - и тем самым объемлющей и противоположности неисповедимо глубокой и осмысленной жизни. И поскольку мы можем с некоторой адекватностью уловить эту полноту, это последнее единство Бога лишь в единстве Творца и творения, мы не имеем и права утверждать, что Бог остается сам перед лицом мирового страдания в состоянии несмущенного блаженного покоя. Все положительное принадлежит к Богу, возникает из Бога, совершается в Боге - следовательно, и та положительность, которая заключена в претерпевании страдания. Возврат творения к Богу через страдание совершается сам - как все вообще - в самом Боге. Это есть вечное общее откровение, содержащееся в конкретно-положительном христианском откровении о страдающем, приносящем себя в искупительную жертву за грех мира Богочеловеке. Сало собою разумеется, что и это не должно пониматься как рациональное "определение" существа и жизни Бога, как адекватное и исчерпывающее раскрытие его неисповедимой тайны; и из всех рациональных богословских "теорий", быть может, самой жалкой, беспомощной - и самой кощунственной - оказывается рациональная теория "искупления". Здесь достаточно сказать одно: поскольку мы вообще в состоянии отдать себе умственный отчет в этой непостижимой реальности, мы должны и здесь мыслить ее по принципу антиномистического монодуализма. Бог пребывает в вечно отрешенном, трансцендентном, блаженном покое (или, точнее, есть этот покой) и одновременно все же соучаствует в мировом страдании, "берет" его "на себя", сопереживает всю трагедию мирового бытия и именно в этом проявляет свое существо как осмысляющего первооснования и первоначала всяческого бытия. Или, еще точнее: Бог "сам по себе" не есть ни то, ни другое - как он вообще не есть никакое "то или другое" - и только в нашем человеческом приближении есть антиномистическое единство того и другого. Только в этой непостижимой и неисповедимой форме он есть абсолютное совершенство, и мы находим в нем блаженную вечную родину нашего "я" и мирового бытия.

e. Итоги рассмотрения проблемы зла

Этим открывается связь между тем ((((((?( (?q((, "неправомочным умозрением", с помощью которого мы постигаем сущность и возникновение зла, и усмотрением укорененности всего бытия в Боге. Как преодоление зла в сознании виновности, так и претерпевание страдания - будучи возвратом к Богу основаны оба на нашем бытии в Боге. Поскольку мы видим вину и страдание в этом свете самого Бога - в свете абсолютной любви, - совершается то невозможное, что всякое зло оказывается действительно преодоленным, обличается как обманчивая иллюзия - не существует больше. Если и сам и мир в нашем автономном бытии и в нашей самочинности в отношении Бога все же есмы только из Бога, с Богом и в Боге, - то и потенцирование и вырождение этой самочинности в отпадении от бытия, т.е. от Бога, в конечном счете все же как бы в то же самое мгновение исцеляется, преодолевается вездесущей, всепримиряющей силой реальности Бога. Не только всеединство не может "треснуть" так сильно, чтобы вообще распасться на отдельные куски; но и поскольку вообще оно надломлено - оно таково только в нашем, человеческом аспекте. В аспекте Божием оно остается вечно целостным, потому что все его трещины тотчас же заполняются из самого Первоначала положительным бытием, и Правда сливается в абсолютно гармоническое всеединство, которому одному лишь присуща последняя, абсолютно очевидная, внутренняя убедительная реальность. Это сознание есть для нас как бы пробуждение от тяжкого кошмара в сновидении.

Само наше знание о добре и зле обнаруживается в конечном счете как неадекватное знание, - более того, оказывается само, согласно мудрому библейскому преданию, итогом грехопадения. Подлинная, как бы райская Правда - Правда как недостижимая живая божественная реальность - лежит и по сторону этого знания, которое, правда, есть необходимый "корректив" грехопадения, неизбежная "рабочая гипотеза" нашего земного человеческого существования, но не есть последняя и абсолютная правда. Но поскольку здесь нам открывается последняя, Божия правда, безусловно Непостижимое - даже в своем качестве безусловно непонятного - открывается нам с очевидностью как таковое. Небо бесконечно выше земли и недостижимо, поскольку мы исходим от земли. Но вместе с тем мы и сами всегда есмы на небе, - это нам даровано, и мы можем обозреть целокупное бытие и с этой "небесной" точки зрения. Эта небесная точка зрения есть точка зрения всеобъемлющей, абсолютной любви. Для любовного, сочувственного, до последних глубин проникающего восприятия мира нет зла, ибо все зло являет себя здесь лишь как призрачная личина блага; как любовь есть и единственная сила, подлинно побеждающая зло. Все, что в своей грубой фактичности является нам не-божественным и противобожественным, в своей последней глубине и правде оказывается божественным. И Бог только потому должен и может, как гласит обетование, открыться нам как "всяческое во всем", стать таковым, что в аспекте своей вечности он есть всяческое во всем. Мир, несмотря на всю проблематику зла, в своей последней основе и правде есть бытие "преображенное" - Царство Божие.

Но и это не должно быть понято как "решение" проблемы теодицеи - проблемы зла. Напротив, даже эта высшая правда оказалась бы неправдой, если бы она хотела притязать быть абсолютной, исчерпывающей правдой, - притязать на то, что этим высшим оптимизмом проблематическая реальность зла совсем устранена, как бы "отмышлена" или "отрассуждена" ("hinwegdeduziert", как говорят в этих случаях немцы). Возвышаясь до "небесного" аспекта бытия, мы не должны забывать, что одновременно с ним сохраняет свою силу - правда, как бы на низшей, подчиненной, менее реальной ступени или потенции бытия - и волнующая проблематика зла. С одной стороны, как бы в последней глубине бытия, Свет Бога рассеивает, изгоняет, уничтожает всякую тьму именно тем, что ее освещает или озаряет, но, с другой стороны, все же сохраняет некую относительную значимость и реальность то жуткое, непонятное соотношение, которое в прологе Евангелия от Иоанна так ярко выражено в словах: "Свет во тьме светит, и тьма не восприняла его ((?(? (? (((?((((()"cli; свет остается окруженным тьмой, упорствующей в своем темном бытии и не приемлющей в себя его лучей, не исчезающей перед ним. Даже преодоление - с как-то доступной нам, чуемой нами перспективы самого Бога - всей грубой, неосмысленной, дурной фактичности не исчерпывает без остатка несказанной связи, а имеет силу лишь в антиномистическом единстве с противоположной, человечески-земной перспективой, для которой непонятный факт "грехопадения", отпадения творения от Бога остается неустранимой горькой реальностью.