Георг Лукач - Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества

Поскольку Гегель здесь ни разу не разъясняет, какое же содержание он вкладывает в столь важное понятие, как понятие "целесообразного уничтожения", можно предположить, что эта категория была подробно раскрыта в более ранней, ныне утра-ченной рукописи. Тем не менее даже из приведенной цитаты ясно, что "целесообразное уничтожение" означает нормальное, повседневное отношение человека к объективному миру. Жертва же призвана вывести человека за пределы данной сферы.

Мы пока не касаемся того, что означает, по Гегелю, жертва. Наш последующий анализ, особенно социальной теории Гегеля иенского периода, покажет, что речь ни в коем случае не идет о религиозно-мистическом пути, что вопрос теснейшим образом связан с иллюзиями Гегеля, которые он в то время питал в отношении разрешения противоречий буржуазного общества. Здесь мы сталкиваемся с противоположным понятием "целенаправленного уничтожения" объектов. Исчерпывающее понимание этого на первый взгляд крайне неясного определения дает написанная спустя два года иенская "Система нравственности". Речь идет именно о труде. В "Системе нравственности" Гегель определяет труд несколько иначе — в характерной для первых иенских лет и созвучной Шеллингу терминологии, — как "уничтожение объекта", точнее, как целесообразное уничтожение объекта. Первая диалектическая триада, из которой исходит здесь Гегель, это потребность — труд — наслаждение. Труд определяется следующим образом: "…уничтожение объекта, или созерцания, но как момент, так что это уничтожение заменяется другим созерцанием, или объектом; или — фиксируется чистое тождество, деятельность уничтожения… объект не уничтожается как объект вообще, а вместо него полагается другой… Но это уничтожение есть труд" [5]. Правда, в этом определении отсутствует само слово "целесообразный", но если внимательно следить за рассуждениями Гегеля в этом произведении, то можно видеть, как он восходит от труда к орудию, от орудия к машине, и понять, что здесь отсутствует слово, а сама мысль существует, да и слово было пропущено потому, что само собой подразумевалось в этом контексте. Связь целесообразности и труда вообще становится отныне основной мыслью гегелевской диалектики. И в "Логике" при обсуждении проблем телеологии труд играет исключительно важную роль, на что указал В. И. Ленин в замечаниях к этим рассуждениям Гегеля. Мы полагаем, что понятие труда как важнейшей категории гегелевской концепции истории в иенской "Системе нравственности" уже существовало в утраченной части франкфуртского "Фрагмента системы". И это делает весьма правдоподобной гипотезу о том, что именно в ходе подготовительных работ к нему относится и изучение политической экономии А. Смита (здесь следует мимоходом заметить, что произведения Стюарта и Смита были в то время широко известны в Германии в различных переводах).

Крайне сложно проследить конкретное влияние английских экономистов на идеи Гегеля. Все же существует ряд черт, несомненно указывающих, что чтение Стюарта оказало на Гегеля достаточно серьезное воздействие. Стюарт среди классиков английской политэкономии, как писал Маркс [6], является собственно историком политической экономии, его в большей мере интересует социальная история возникновения капитализма, чем его внутренние закономерности, которым он уделил гораздо меньше внимания, чем классики английской политэкономии. В период, когда Гегель питался философски обосновать историческую необходимость буржуазного общества, на него должен был оказать значительное влияние громадный фактический материал, собранный в работах Стюарта, его постоянное стремление указать различие между экономикой античности и современности.

Следует добавить, что именно определенная ограниченность Стюарта, то, что его взгляды были ниже по уровню взглядов А. Смита, сделали его работы более привлекательными для молодого Гегеля, чем намного более ясные и убедительные идеи А. Смита. Поскольку Гегель борется с мертвой позитивностью, он стремится преодолеть вместе с А. Смитом наследие предшествующей политической экономии, фетишизацию ею ряда категорий. Эти взгляды, правда, имели глубокие корни в хозяйстве экономически отсталых стран. Последовательное буржуазное истолкование взаимоотношения экономики и государства могло возникнуть только в самой Англии — у Смита и Рикардо. Если взять французских экономистов наполеоновского периода, у них нельзя не увидеть, на что постоянно указывал Маркс, пережитки прежних теоретических взглядов как раз в вопросе об отношении экономики и государства. Это свойственно Германии в еще большей степени. Из истории медленного развития политической экономии в Германии мы знаем, что иллюзии в отношении экономической роли государства сохранились и после Гегеля, а позднее переросли в прямую апологетику (достаточно вспомнить Лассаля или Родбертуса. Если к тому же учесть, что в иенский период Гегель был полон иллюзий в отношении разрешения противоречий буржуазного общества, о чем мы будем говорить позже, то понятно, что в этом вопросе Гегель постоянно склонялся скорее к Стюарту, чем к Смиту.

Но есть еще один решающий вопрос, в котором Гегель на протяжении всей жизни остается на точке зрения Стюарта и никогда не достигает той высоты в понимании закономерностей капитализма, которая присуща А. Смиту и Д. Рикардо. Мы имеем в виду проблему прибавочного труда и прибавочной стоимости. Маркс в своей критике политической экономии Стюарта подчеркнул, что Стюарт находится в плену старых представлений о прибыли, извлекаемой посредством отчуждения, profit upon alienation. Правда, Стюарт различает положительную и относительную прибыль. Последняя есть прибыль от отчуждения. О первой Маркс говорит: "Положительная прибыль возникает из "увеличения труда, усердия и мастерства". Стюарт не пытается дать себе отчет в том, как она возникает из этого увеличения. Его добавление относительно того, что эта прибыль вызывает увеличение и возрастание "общественного достояния", позволяет, по-видимому, сделать вывод, что Стюарт понимает под этим лишь увеличение массы потребительных стоимостей, обусловленное развитием производительных сил труда, и что он рассматривает эту положительную прибыль совершенно отдельно от прибыли капиталистов, которая всегда предполагает увеличение меновой стоимости" [7].

Если более детально исследовать экономические взгляды Гегеля иенского периода, то нетрудно увидеть, сколь глубоко он увяз в этом путаном и отсталом для Англии воззрении.

Правда, приобретя более прогрессивные взгляды в результате изучения работ Адама Смита и экономической жизни самой Англии, Гегель уясняет противоречивость капитализма, определенную противоположность между капиталом и трудом и открыто говорит о них, но он никогда не смог проникнуть в тайну действительной капиталистической эксплуатации, приблизиться к ее пониманию столь близко, как это сделали классики буржуазной политэкономии. Эта ограниченность сохранилась на протяжении всей его жизни и обусловлена она тем, что, осознавая противоположность капитала и труда, Гегель выводит ее только из познания международных экономических отношений, а не из реально переживаемого им опыта, не из действительного постижения жизни капитализма. Иными словами, эта ограниченность Гегеля отражает в мышлении капиталистическую отсталости Германии.