Эвальд Ильенков - Проблема абстрактного и конкретного в свете Капитала Маркса

И этот неправильный способ мышления отчетливо обслуживает апологетическую направленность самого «мышления» — задачу совершенно некритического описания явлений.

Последней стадией этого процесса — «могилой… науки» — Маркс называет «профессорскую форму» разложения теории, единственной целью которой оказывается именно формальное упорядочение тех абстрактных представлений, которые и без всякой теории имеются в голове каждого предпринимателя, каждого маклера и «менеджера».

Собственно же теоретический момент у Смита и у Рикардо этим профессорам кажется «схоластическим, оторванным от жизни, мудрствованием», «спекуляцией с понятиями» и пр.

Этой тенденции как раз и соответствует «логическое» представление, согласно которому целью науки является сведение конкретного к абстрактному, форма некритического описания явлений в том их виде, в каком они даны глазам каждого.

Наоборот, критически теоретическому анализу и явлений, и их понятий соответствует только та форма движения мысли, которую Маркс и определяет как систематическое «восхождение от абстрактного к конкретному». Как тенденцию Маркс обнаруживает этот способ мышления и у Смита, и у Рикардо, показывая, что на этот путь мысль классиков естественно попадает именно там, где они более или менее сознательно преследуют другую задачу, а именно стараются проследить «внутреннюю связь экономических категорий», или, что то же, «скрытую структуру буржуазной экономической системы» [17] Там же, т. 26, ч. II, с. 177. , стараются проникнуть «во внутреннюю физиологию буржуазного общества» [18] Там же, с. 178. .

Переход от абстрактного к конкретному — это и есть переход от понимания разрозненных «частностей», от отдельных явлений и выражающих их рассудочно-номенклатурных определений к пониманию этих «частностей» (т. е. отдельных категорий), к пониманию их общей связи, их совокупного сцепления в составе «тотальности». И в этом смысле путь «от частного к общему» — это путь от абстрактно-общего к конкретно-всеобщему, от представления к понятию.

Здесь-то только и начинается, собственно, наука. Не там, где явлениям придается «абстрактное выражение», это происходит задолго до науки, а лишь там, где происходит процесс преодоления «абстрактности» донаучных представлений, там, где отдельные явления (и, стало быть, отражающие их «абстрактные категории») ставятся в надлежащую связь, постигаются в составе «целого», в составе «тотальности», в составе «единства». Иными словами, там, где они постигаются не просто как «разные явления», выражаемые «разными понятиями», а только там, где все отдельные категории понимаются как необходимые различия внутри одного и того же, или, если выразиться языком Спинозы, как модусы одной и той же субстанции.

Это — основной признак, хотя только формальный, научно-теоретического взгляда на вещи в отличие от некритического «описания», которое просто перечисляет, классифицирует и систематизирует в каталогах «разные явления» и «разные понятия» в той самой их связи, которая открыта некритически поверхностному взору.

Когда вульгарный экономист высказывает суждение: «труд рождает заработную плату, земля — ренту, а капитал — процент», то он высказывает «истину», которая точнейшим образом обрисовывает факты, данные на поверхности явлений, придает этим фактам «абстрактное выражение». И ничего более. Потому-то тут и нет ни грана теоретического понимания. Тут налицо такая же «прочная» связь, как между бузиной в огороде и дядькой в Киеве или, как язвит Маркс, между нотариальной пошлиной, свеклой и музыкой.

Не требуется большой «логической» культуры ума, чтобы увидеть и абстрактно выразить такого рода связь между «разными» категориями. Это так же нетрудно, как и заявить, что «снег — бел», а «Нью-Йорк — большой город». Для этого нужно лишь уметь выражать свои чувственные впечатления в принятых терминах родного языка. Никакой логики тут не требуется.

Другое дело, когда «разные» категории пытаются понять как особенные состояния одного и того же абстрактно-всеобщего первоначала, как модусы одной и той же субстанции, как частичные различения внутри одного и того же предмета. Но тут сразу же начинается диалектика. Рикардо, первым вставший на этот путь, потому-то и столкнулся с противоречиями, с парадоксальными отношениями между экономическими категориями, что сознательно и систематически стал соотносить их именно как частные различия внутри одного и того же «единства». Он стал строить систему категорий, исходящую из одного строго установленного пункта — из определения стоимости трудом. Каждую же частную категорию (прибыль, заработную плату, ренту и т. д.) он стал рассматривать как различные видоизменения «стоимости», как «конкретные образы» одного и того же «абстрактного» первоначала — своего рода экономического «апейрона» — труда.

Тут-то и начинается наука в ее явной и отчетливо выраженной противоположности простому «описанию», в то время как еще у Адама Смита эти два способа отношения к вещам постоянно перепутывались, переплетались, то и дело выступая один вместо другого, постоянно противореча один другому. При этом Смит — в философии верный ученик Джона Локка — даже не подозревал о подлинной «диалектике» определений, которыми он оперировал. У Рикардо же эта диалектика доведена до четкого выражения и до ясного осознания, именно благодаря тому, что он стал строить систему:

«Основа, исходный пункт для физиологии буржуазной системы — для понимания ее внутренней органической связи и ее жизненного процесса — есть определение стоимости рабочим временем. Из этого Рикардо исходит и заставляет затем науку оставить прежнюю рутину и дать себе отчет в том, насколько остальные категории, развиваемые и выдвигаемые ею, — отношения производства и обмена, — соответствуют или противоречат этой основе, этому исходному пункту…» [19] Там же. В этом и состоит достоинство Рикардо как теоретика.

Однако логика, которой сознательно пользовался Рикардо, как раз и не дает ему возможности правильно выполнить верно угаданную задачу. Рикардо не развивает более «конкретные» категории из абстрактно-всеобщего определения системы, а прямо накладывает эту абстрактно-всеобщую категорию на более конкретные отношения, — сталкивает их на прямой и непосредственной очной ставке с целью проверить, насколько они ей «соответствуют» или «противоречат». В итоге объективная диалектика «абстрактного» и «конкретного» — всеобщего и особенного, целого и частей, субстанции и модусов — и выражается у него в виде неожиданных для него самого антиномий, парадоксов, логических противоречий. Оказывается, что более конкретные категории, например, прибыль и заработная плата, противоречат не только друг другу, но и своему собственному «всеобщему» определению.