Георг Лукач - Литературные теории XIX века и марксизм

Важнейшим камнем преткновения послужил фельетон Гейнца Шпербсра о юмористическом романе "Kubtnke" Георга Германа. Шпербер прежде всего отграничивает в духе традиционной эстетики юмор от сатиры. "Кто одушевлен ненавистью, тот не может писать с юмором… Буржуа может выражаться юмористически только о буржуа, рабочий — только о рабочем. Немыслима юмористическая книга рабочего о буржуазии; такая книга неизбежно должна стать саркастической иди сатирической… Юмор никогда не может и не должен задевать или причинять боль… Буржуазный юморист, пишущий книгу из жизни рабочих и проникнутый "любовью и благостью", остается в рамках любви и благости своего класса. Люди его класса будут наслаждаться его юмором, но рабочие, юмористически изображенные им, отнесутся к этому юмору с отвращением" [92] Heinz Sperbcr. "Kubinke". "Vorwarts". от 13 ноября 1910 г. . И Шпербер, показав далее контраст между действительной жизнью изображенных Германом пролетариев и тем, как он ее изображает, приходит к выводу, что роман дает "лживую картину". Генрих Штребель. стоявший тогда в литературных вопросах очень близко к Мерингу, тотчас же резко выступил е "Vorwarts" против Шпербера: "Нельзя допустить без протеста, чтобы за пролетарскую эстетику выдавались взгляды, ставящие под угрозу всякое свободное художественное творчество" [93] Н. Strobel. "Vorwarts", от 15 декабря 1910 г. . Теоретическую наивность Шпербера, догматически взявшего понятие юмора из буржуазной эстетики, Штребель бесцеремонно использует для того, чтобы н крайне оппортунистическом духе доказать незрелость тех рабочих, которые отказываются эстетически наслаждаться осмеянием своего собственного класса: "Чтобы уметь наслаждаться самим собой в зеркале юмористического произведения, требуется, конечно, духовная зрелость, которой обладает не всякий примитивный человек: ". И он доказывает затем, что буржуазный поэт может "юмористически".изображать пролетариев. Он пишет: "Настоящий буржуа, буржуа, находящийся в плену у капиталистических классовых предрассудков, не сможет изобразить и буржуазию в свете поэтического юмора… А кто показывает буржуазную жизнь действительно юмористично, тот уже не буржуа, а-поэт". Приблизительно так же высказался по этому вопросу Роберт Греч: "Когда художник дает не одностороннюю выборку, а цельнyю картину, в которой берутся с комической стороны человеческие слабости всех общественных классов, тогда слишком уже мелочным придирой был бы тот пролетарий, который с негодованием отвернулся бы oт этой картины" [94] "Neue Zeit", XXX, стр. 799. . Подчеркиваемое Шпербером отвращение рабочих не есть аргумент "против художественного достоинства данного произведения".

В этой полемике Штребель ссылается на Готфрида Келлера, Диккенса и др. в доказательство своей правоты. Смещение писателей восходящего периода буржуазии с писателями империалистической современности тут не случайная обмолвка. В одной из своих позднейших статей Штребель протестует против проведения границы как между буржуазным и пролетарским искусством в настоящем, так и между прошлым и современным искусством. И тут мы видим перед собой в почти карикатурном преувеличении последние выводы из позиции Меринга — полное отождествление великого искусства минувшей буржуазно-революционной эпохи с грядущим искусством социалистического общества. Вот как определяет Штребель то, что он именует "социалистическим мировоззрением": это — "замысел создать для всех людей условия наибольшего благополучия, завоевать для них свободу, образование и благородное наслаждение жизнью. Не таковы же ли были идеалы и буржуазии, по крайней мере восходящей?" И он считает возможным утверждать, что между "пролетарскими" писателями, как Горький или Андерсен Нексе, и "буржуазными", как Золя, нет никакого существенного различия. (Слова "буржуазный" и "пролетарский" Штребель всегда пишет в кавычках.) Вполне естественно, что с этой точки зрения искусство — вполне аналогично роли науки в понимании Лассаля — оказывается только "союзной силой".

Крайние выводы из всей этой дискуссии сделал В. Циммер в своей полемической статье против фельетона Дешера, напечатанного в "Neue Zeit". Он пишет: "Вместо того, чтобы вновь и вновь призывать к пролетарскому классовому искусству, что в конце концов довольно скучно слушать, следовало бы лучше подчеркнуть, что оно в действительности совершенно невозможно, и почему невозможно, — что искусство труда, подлинная культура, а не просто тенденциозный пролетарский роман или тенденциозная пролетарская драма (пусть даже несравненно более сильные, чем все, что мы имеем в этой области до сих пор) станет возможна лишь тогда, когда пролетариат выполнит свою миссию разрушителя капитализма, но вместе с тем утратит почву и для своего собственного существования в качестве класса" [95] "Neue Zeit", XXX, стр. 796. .

Тут перед нами немецкий "почвенный" троцкизм чистейшей пробы в области литературы.

Может быть, у кого-нибудь возникнет вопрос, в праве ли мы считать Меринга ответственным за подобные взгляды? Нам думается, что из всего вышеизложенного вполне ясно, как много основных теоретических предпосылок (особенно лассальянских) разделяют эти авторы с Мерингом. И заключительные слова Меринга в его комментариях к переписке Маркса и Фрейлиграта, его короткая и грубая расправа с Гейнцем Шпербером ("бесчинство"!) показывают, что его симпатии в этой дискуссии были целиком на стороне Штребелей, Циммеров и К°. Мы показали, думается нам, и то, что эти симпатии отнюдь не случайны, что взирание на вещи "с более высокой башни" органически выросло у Меринга из его основных философско-эстетических взглядов, было необходимым следствием всего его развития. При этом особенно интересно, что в течение социал-демократического периода своей деятельности Меринг проделал в этом пункте определенную эволюцию. Его позиция в вопросе о пролетарской литературе была вначале выжидательной. Напомним о его настроениях в 1891 году, когда он упрекал натуралистических писателей за то, что они видят в бедствиях сегодняшнего дня только бедствия и не видят уже прорастающих в нем семян будущего. В соответствии с этим взглядом Меринг и определяет-правда, довольно осторожно и отвлеченно — методологическое место пролетарской эстетики (1893):

"Пролетарская эстетика относится к пролетарской политике как буржуазная эстетика к буржуазной политике. В обоих случаях мы имеем два отдельных ствола, выходящих из общего корня, и таково было искони отношение эстетики и политики" [96] "Die Volksbuhne". II, Jahrgang № 2. . В этой осторожной формулировке последствия кантовского "бескорыстия", кантовского отрыва искусства от "морали" еще не проступают достаточно ясно.