Эмманюэль Мунье - Манифест персонализма

Подобные идеи имеют широкое хождение и вне марксизма, в сознании большого числа людей. Они верят только в действенность того, что ежеминутно ощущают сами, в то, что непосредственно передается от человека к человеку. Мышление во всем его объеме представляется им некой компенсирующей длительностью, с помощью которой теоретик, не способный вступить в непосредственный контакт с действительностью, обуздывает собственные страсти, искажая диалектику и переворачивая понятия. Для них реальность мира существует скорее в сознании людей, чем в движении машин: она остается также и за пределами их интеллектуальных построений.

Мы защищаем виновного. У большинства людей мышление не является чем-то самостоятельным. Оно продвигается вперед, смешиваясь с массой инстинктов, интересов, коллективных предрассудков, индивидуальных привычек; когда оно оказывается бессильным руководить ими, они овладевают им, руководят им и заставляют признать собственную виновность. Так они выражают свое почтение к духу — подрывают его авторитет и используют в своих целях. Ссылки на либидо являются здесь наиболее изощренными и наиболее значительными изо всех этих надувательств. Нет такой добродетели, которая не подвергалась бы проклятию. Понятие порядка, отражающее естественное стремление к благу, постоянно испытывающее воздействие сил инерции, они отдали на откуп твердолобым и самодовольным людям. Когда речь заходит о строительстве будущего, здесь принято ссылаться на осмотрительность, иными словами, на мужественное благоразумие, дабы прикрыть свою неуверенность и страх. На другом конце этому противостоят энергия и сила, но вскоре выясняется, что для подобных весьма своеобразных борцов защищать дух означает срывать зло на своих собратьях. Милосердие принадлежит тому классу, который занят в сфере обслуживания; свобода, инициатива — тем, кто способен вести игру. Продажная пресса тщательно оберегает эту словесную маскировку, полагаясь на наивную доверчивость людей. Весь современный мир живет этим обманом и этими спекуляциями. Слова поджидают вас на перекрестках, подобно ворам.

Тогда наиболее незащищенные люди устраняются от мира, в котором каждый человеческий контакт напоминает вам об этом гнусном предательстве. Но их собственное предательство не менее опасно: дух, являющийся самой жизнью, они превращают в убежище и в нем укрываются от жизни.

Одни прекрасно понимают это и принимают решение, но в своей одиссее руководствуются вневременными понятиями и довольствуются тем, что выстраивают их в строгие ряды и именно так реализуют свое решение. Они тешат себя той же самой иллюзией, когда приступают к нерешенным проблемам, руководствуясь готовыми формулировками (таким образом некоторые из них используют догматы своей веры), что отучает их думать. Нередко им удается достичь чего-то большего, чем виртуозное пользование понятиями, и они демонстрируют исключительную отвагу в конструировании доктрин; когда же их вневременные выводы переносятся на бренную землю, они оказываются в растерянности.

Другие по причине собственной деликатности, которая очень быстро превращается в кокетство, отдаются духовной деятельности как роскоши, платой за что становится изоляция; смысл духовной деятельности состоит для них в стремлении к утонченности, изысканности; они презирают труд человека, нужды общества, словом, все то, что составляет удел множества людей с их простодушием, негодованием, фамильярностью и по-своему строгой манерой ставить проблемы. Они чувствуют себя избранными. Они ищут чего-то из ряда вон выходящего, поскольку не способны на великое дело.

Третьи ненавидят нежности, равно как и благоговейное или крикливо-оптимистическое отношение к людям. Испытывая отчаяние, под давлением жизненных невзгод или оказавшись во власти метафизических убеждений, они впадают в безнадежное отчаяние. Они освобождаются от этого чувства, предаваясь гневу, стеная или твердя о конце света. К ним можно было бы отнести грозные слова Пеги: «Они полагают, что любят Бога, потому что не любят никого». И все-таки слова словами, но о них забывать нельзя. Счастливая суровость в век, не способный на возмущение. Их заблуждение состоит, однако, в том, что они не поднялись до такого уровня, где суровость соприкасается с нежностью; так разум приходит к идее бытия, подвергнув все жесточайшему отрицанию. Они не сумели найти средний путь между мягкотелой снисходительностью и суровым янсенизмом {8} 8 Янсенизм — неортодоксальное течение в католицизме, названное по имени нидерландского теолога Корнелиуса Янсения (1585–1638), в котором проповедовалась строгость религиозно-этических принципов, отрицалась свобода воли и поддерживалась идея предопределения. , предназначенным для простых людей.

Четвертые, напротив, отдают все свои силы развитию внутренней жизни и, взирая на мир как бы изнутри, оценивая его с позиций собственного прекраснодушия, хотят видеть в нем осуществление утопий о земном рае, порожденных их пылким воображением, к которым добавляется идея чистоты — благородная, но абсолютно бездейственная из-за своего внечеловеческого характера. Эти люди оказываются затем в первых рядах тех, кто, осознав все бессилие своих чистых намерений, покидает мрачную действительность и отдается суетным делам, и им недостает мужества побороть собственное прекраснодушие, поскольку оно подогревается этими суетными делами.

Следовательно, материя одерживает победу над духом: одна его часть порабощена, другая отступает и, пребывая вдали от земных проблем, ведет несвойственную ей жизнь ссыльного.

Закон, о котором говорит марксизм, это не закон поступательного движения и развития истории, это закон ее противоречивости. Он справедлив, если речь идет о застойных периодах, о предающем свою истину мышлении. Не следует забывать о мысли Маркса о том, что история делается своей отрицательной стороной [18] Достаточно хотя бы немного знать тех «спиритуалистов», с которыми сталкивался Маркс, университетское самодовольство младогегельянцев, товарищей его молодости, гнусное двуличие промышленников Манчестера, чтобы понять ту страсть, с какой он реагировал на все что На этот счет с большой для себя пользой можно прочесть работу: Cornu A. Les années d'apprentissage de K. Marx. Alcan, 1934. . Нескончаемая деградация лишает духовные творения их субстанции и плотности; привычка тянет их вниз; жажда обладания, мягкотелость и безразличие убивают в нас тягу к духовности. С течением времени эти инерционные силы накапливаются, превращаясь в автоматизм, который принимает вид закона, и мы оказываемся связанными по рукам и ногам материальными причинностями. Они ничего не создают, ничего не изобретают, а только отягощают, сбивают с пути, поражают недугом, извращают жизнь, поддерживают и ужесточают детерминизм там, где начинают сплачиваться организованные силы. Они говорят не о порядке, а о препятствиях, встающих на пути к порядку, и о границах порядка. Только дух является причиной всякого порядка, если он инициативен, и всякого беспорядка, если отказывается от инициативы.