Эмманюэль Мунье - Манифест персонализма

Было бы не так тяжело, если бы молодежь оказалась в одиночестве, какое испытывают дети в обществе старых людей. Но те, кто удерживал в своих руках бразды правления и были властителями умов, их не назовешь стариками — это были люди конца прошлого века, состарившиеся уже в пору своей юности. Они были всюду, они и теперь всюду, хотя с того времени прошло двадцать лет. Часть тех, кто прошел через войну, присоединилась к ним, ища умиротворения, другие же ныне с нами, но их молодость оказалась запоздалой.

Раскол стал заметным только в 30-х годах. «Беспокойный» возраст мог сбить с толку даже самых проницательных людей, поскольку они могли позволить себе роскошь беспокоиться о своем процветании. Если оставить в стороне лучших из них (а это самые молчаливые), то они, говоря о духовных ценностях на высокопарном литературном языке, искали повод, чтобы совесть их перестала мучиться, сталкиваясь с тяжелыми испытаниями, чтобы она могла укрыться в зачахших цветниках перед лицом требований, зовущих строить новый мир. Власть вернулась из сражений изрядно потрепанной. Именно в этот момент они позволили себе отправиться на отдых и затеять игры между собой. И они наигрались до потери сознания.

Пока они вели свои игры, машина набирала обороты, да так торопилась, что в один прекрасный день взяла и сломалась. Сначала поломка вызвала у этих фальшивых детей панику, а затем наступило гробовое молчание: они не были готовы к такому повороту дел. Марионетки исчезли: где они, те, что блистали на сцене десяток лет назад? Что им делать в эпоху, когда нужны люди дела, а не ярмарочные скоморохи? Пришло новое молодое поколение, несколько прямолинейное, быть может немного грубоватое, неотесанное, но оно познало нужду и от этого его жизнь изменилась.

Процветание может позволить себе неискренность, оно может потворствовать несправедливости. Нищета заставляет человека думать о хлебе насущном и видеть пороки режима во всей их полноте. Испытание нищетой или предчувствие нищеты — вот наше боевое крещение. Израненное тело пролетариата подобно распятому телу Христа, окруженного лицемерами, здесь же радостные торговцы, и покинувшие поле битвы апостолы, и наше безразличие, как ночь на Голгофе, и мы сами, пытающиеся вновь подняться по склону, таща на своих плечах ношу нищеты. Мы ищем еще покровительство, принимая бытие, как оно есть; так вот с каждой колокольни для усмирения своей церкви раздается тревожный звон, возвещающий об отступничестве.

Это еще одна победа детства, свидетельствующая о нашей слабости и малодушии.

Традиция связывает нас с теми из наших старших братьев 20-х годов, которые, используя модные тогда слова, продолжали отважно стремиться к искренности и порядку.

Однако они в своих исканиях свернули в сторону, предавшись вычурным мечтаниям, далеким от реального стремления вступить на избранный путь. В целом то же самое произошло и со стремлением к чистоте, та же участь постигла и желание сознательно избрать путь бедности. XIX век — это эпоха овладения богатством. С самого начала он создает свое техническое оснащение — крупную промышленность и свое политическое оружие — революцию, только не народную революцию, а буржуазную. Богатство заглатывает его со всеми его ценностями и классами. Гизо, не поворачивая головы, бросает последний призыв к тем, кто еще не идет по этому пути. Духовным следствием подобного изобилия становится то, что приходит конец безделью, которое прячет собственное бездушие за роскошными декорациями. Начавшаяся война начисто сметает весь этот хлам. Когда великое очищение закончилось, одни стали призывать к духовному разоружению, другие стремились во что бы то ни стало возродить ложные ценности довоенных лет, соглашаясь при этом на полную деморализацию. Но были и те, кто не пошел на это. Они посвятили свою жизнь очищению: искренность, простодушие, чистота перестали быть отдельными явлениями. Это была первая атака против кичливого мира, с почтением относящегося только к внешним декорациям. Художники и литераторы послевоенного времени, понявшие, что подлинное богатство следует искать по ту сторону того, что лежит на поверхности, что бросается в глаза, сумели всем сердцем почувствовать тот беспорядок, против которого мы сражались.

В течение послевоенного десятилетия много говорилось о порядке и путях его обретения. Я отлично понимаю, что кое-кто выражал этим свое стремление к реставрации, восстановлению добрых старых порядков. Другие же думали только о сохранении завоеванных привилегий. Но обратим свой взор опять-таки к наименее шумливым. Посмотрите на упорных и отважных молодых людей Пьера Боста. Прислушайтесь, к чему взывает яростное творчество Арлана. Подумайте, что стоит за взрывом сюрреалистского анархизма {2} 2 Сюрреализм как идейно-художественное движение оказал значительное влияние на формирование «личностной философии». В 1945 г. Мунье пишет заметки по поводу выхода в свет первого тома «Истории сюрреализма» М. Надо и книги Ж. Монеро «Современная поэзия и священное», где оценивает сюрреализм как одно из самых серьезных течений, раскрывающее глубинные потребности современности, а сюрреалистов называет апостолами кардинального преобразования жизни. Главное, с чего начинается сближение персонализма с сюрреализмом, это признание сверхреальной действительности подлинной основой человеческого существования и художественного творчества . И скажите мне, разве все они не объединены одной и той же страстной жаждой порядка, который был бы порядком более высокого уровня по сравнению с поверженными порядками, который шел бы от самой жизни; скажите мне, разве их стремление разрушать не оказывается тем более неистовым, чем чаще оно терпит поражение: одержимость небытием иногда оказывается ничем не прикрытой мольбой.

Мы стремимся только к тому, чтобы продвинуть дальше процесс обогащения со всеми вытекающими из него последствиями, подогреть стремление к порядку и содействовать осуществлению призвания нашего века. Конечно, нам необходимо усвоить одну очевидную вещь: причиной беспокойства было не только прекраснодушие, но и глубинное зло. Подрываемая им государственная машина давала сбои, и мы должны были взять ответственность на себя, признав собственные ошибки и недостатки и рассмотрев состояние государственных институтов и международное положение в целом. Идя на смену поколению, опьяненному мечтаниями, расслабленному, самовлюбленному, мы внезапно оказались в одном с ним ряду, но мы должны были думать и действовать более целеустремленно и более результативно, чем оно.

Нищета покинула сцену во всем своем величии. Вот в чем разгадка. Тот, кто не сумел испытать на себе нищету во всей ее неотвратимости и испепеляющем неистовстве, тщетно будет выдвигать против нас возражения и вступать в полемику. Мы уже сказали об этом, предупредили обо всех заблуждениях, обо всех неверных шагах, способных завести в тупик до того, как против нас выдвинули обвинения. Но есть и такие решения, которых мы будем держаться стойко, до конца. Они были сформулированы молниеносно, и все наши последующие шаги прочно связаны с ними: — Мы вскрыли более глубокие по сравнению с экономическим кризисом внутренние пружины того, что мы назвали установленным беспорядком, дабы не говорить оскорбительно о порядке. Мы беспрестанно, неотступно будем разоблачать этот беспорядок, укоренившийся не только в институтах и в живущих вокруг нас людях, но и в нас самих.