Мераб Мамардашвили - Стрела познания. Набросок естественноисторической гносеологии

«А знает, что В знает, что Н» = «А знает, что Н».

(То есть не в реальности субъект-объектной оппозиции.) С одной стороны, это все целое протирающихся в бесконечность возможностей, поссибилий (не предметов!), бесконечное целое всех бытийно потенцированных (и, следовательно, и меня объемлющих, а не передо мной простирающихся) «указаний» на подлежащие извлечению опыт и знание, с другой стороны — «маленькие бесконечности» (ср. с «маленькими духами» Гегеля), бесконечно свободные открытые содержательности (будь то мысли, чувства, образа, воображаемого или чего- нибудь) испытующего держания мира, произвольно оканчиваемые и произвольно, с несомненностью возможного «еще одного раза», сызнова возобновляемые и структурно содержащиеся в конечной, единичной и индивидуальной сделанности [98], где они вложены одно в другое, переходят одно в другое, перекрещиваются границами, перетекают друг в друга, находят друг на друга, друг в друга вдвинуты (в подвешенном виде над дурной повторяемостью их натуральных эквивалентов в непосредственном ряду впечатлений, переживаний, побуждений и тому подобное). Наши знания и там и там, относятся и к тому и к этому. Источники их должны содержаться — в единичном материальном, «телесном» (или иначе — «телесно действующем»), потому что их нет (в дурной повторяемости самой по себе, да и рассудочным актом родить нельзя) [99]. Но содержаться всегда конечным образом. Именно последнее должно содержать мои, твои, его и так далее видения «этого что-то», ибо их (то есть оснований для них) нет в естественных взаимодействиях с миром и в их повторяющемся ряду и их нет в осознаваемом наглядном соотнесении с соответствующим референтом ни одного в отдельности элемента структуры. Это освобождает нас от гуссерлевского языка ретенций, протенций и тому подобного, от попытки анализом актов сознания уловить работу виртуальностей. Основание, структурное сращение свободного действия есть одновременно сращение с миром, открывающее собой (или после себя) в нем горизонт доступного осмыслению и пониманию, необратимому «раз навсегда» удержанию. «Третьи вещи» и есть эти сращения, но живущие своей жизнью в мире. Поэтому рабочим понятием историка (и предметом его реконструкции) и должно быть представление об этих «малых бесконечностях», комплицирующих в себе намерение или интенцию видения (узрения), растянутую во времени (и с трудом делаемую, прерываемую и сызнова возобновляемую). «Прерываемые» — рассеянностью ли, просто ли усталостью или крахом цивилизации и тому подобное. Например, Аристотель поэтому — не донаука, а наука, делаемая с трудом. И он жив, потому что он (и мы) внутри этой бесконечности, как и я, ты и так далее, — бесконечности испытующих содержательностей сознательной жизни. «Растяжка» интенций (см. § 26, 48). Можно, конечно, себе представить, что удалось (проработаться, символизировать удачнее, комплицироваться в более емком и удачном артефакте и так далее) раньше — это ничего не меняет во времени, в его стоянии, со-стоянии. Такой воображаемый эксперимент меняет лишь нас, историков, наш язык и понимание.

§ 140. То, что мы должны извлечь, узнать и понять, не дано ни в каком натуральном виде — ни в виде объективных свойств вещей, ни в виде узнающих их психических наших сил — и не может быть на них основано. То есть нет основания без формативных отложений в мире и в субъекте, взятых как один объект (следовательно, самооснование и самоподдержание). Ноогенная машина помещается в пустоте, которая оставлена безосновностью «по природе» или случайностью положения человека в природе; то есть цель работы научного ума — охватить целое физических законов независимо от случайного положения человека. Время разрушает? — должно быть синтезировано, а «материя» — преобразована. Взаимодействие обратимых причинных и аналитических структур с «материей» меняет явления и события? — должно быть ограничение допустимыми преобразованиями, совокупностью допустимых преобразований (например, не принимаем такого обстояния дела, для которого не может быть или нет еще набора допустимых трансформаций себя, «натурального» и тому подобного: иначе, без трансформаций, чего то нельзя перенести физически — завязки, сцепления, кристаллизации, иррадиирующее поле сил, неумолимо наш ум в каком-то направлении разворачивающее или столь же неумолимо нас от чего то отталкивающее). Порождение и мира и субъекта (со своей «математикой»). (Скрещение свободы и необратимости — вот узел — мы можем строить любые возможности, ср. со Спинозой, но в рамках ограничений необратимостью.) Здесь будет космическая, «обратная» связь, поскольку мышление — одна из жизненных форм (откуда вся острота проблемы методов анализа сознательной жизни). Развитие дополнительно к необратимости. Изменением мы боремся с рассеянием.

§ 141. Новый, иной, более высокий смысл (бесконечно проясняемый) того, что стоит и в натуральном ряду фиксаций, наблюдений, переживаний («земных»). Он дан в общественном пространстве, публично, для всеобщего обозрения — особого рода тексты, тексты, которые всегда осознаются как странные, привиденческие («неземные») и притом с печатью презрения ко всему интимному «внутреннему миру» (поскольку относятся к экстатическому смыслу, а не к индивидуальной ценности). Межпространство существования, а не просто духовное общение «внутренним» перенесением мыслью поверх пространства и времени в любое место (что мы обычно и приписываем так называемой «внутренней жизни»). Сделанные из «языка» (то есть в принципе знакового и коммуникативного материала),

Стрела познания но языком не являющиеся. Текст отличается от языка тем, что смысл его не существует в самом языке, а продуцируется текстом же и его осмыслением. (И вся проблема в том, чтобы восстановить естественность описания такого существования и «действия на расстоянии» методом отнесения к монадам, ибо пространство 3-х прилеганий рефлексивного слоя науки здесь связи не даст — на основе переноса причинной связи.)

§ 142. Выемка себя из натуральной ситуации —> пространство проигрыша. В этом придержании Вселенной, застывании мира в как бы снимочно длящейся дупликации и репликации вся тайна, вся необходимость введения гипотетических ненаблюдаемых объектов и символов ненаглядного ухватывания всего того, что никак непроецируемо на микропсихику. Но возьмем это пока на «выходе», имея уже пространственно-временные характеристики скрытого движения (где и когда, оказалось бы, ничего не происходит), то есть это пространственно- временно характеризуемый и локализуемый синтез —> наблюдаемые «неестественные продукты», активность, вне этого утопленного живого органа не имеющая место («селф» как то, что он видит, понимает и так далее в качестве «второй раз рожденного», синтезирован, а раз так, то нужны среда и протоплазма синтеза) [100]. Это процесс, происходящий в избыточных (мысль мысли, сознотекст) связующих образованиях (или представлениях) множественного поля наблюдения, всего многообразия осознаваемых содержа ний и связанных с ним операций (как везде и постоянно действующего, то есть сверхэмпирически). Связь умов, связь ума с миром, связь ума с собой («через большее, чем сам, овладение чем-то в себе, в своей реальности и «материи»). Имплицированная (качественная) математика всего стоящего в дифференциальной глубине (где и решающее значение логического «круга» итерации и теоретике групповых представлений). Концентрация полевых сил в «точке пересечения» и прохождение их через субъекта (и его мир) в ней. Ср. § 150.