Рудольф Штайнер - Метаморфозы Душевной жизни. Путь внутреннего опыта. Часть 1

Человеческой душе даже в зрелом возрасте очень важно оглядываться на прошлое, вновь переживая почтение и благоговение. Душа, в пору своего детства частенько с благоговением взиравшая на почитаемых ею людей, На вещи, которых еще не могла постичь своим малым разумом, несет хороший импульс для развития жизни вширь и ввысь. Она всегда с благодарностью вспоминает о минувших событиях, например, о том, как в детстве слушала в кругу семьи разговоры о выдающихся личностях, о которых все отзывались с почтением и уважением. Тогда в душе пробуждается некий священный трепет, сообщающий благоговению особую интимность. С чувствами, Которые могут быть затронуты лишь с благоговением, человек рассказывает, как дрожащей рукой касался ручки двери и с робким почтением входил для первого знакомства в комнату кого-то очень уважаемого, о ком другие говорили с глубоким уважением и почтением. Подойти, сказать и услышать лишь несколько слов в разговоре, проникнутом благоговением, — вот один из лучших импульсов для высшего развития. Это благоговение может руководить нами прежде всего в поисках решения высших вопросов и загадок бытия. Оно может вести нас, когда мы пытаемся решать важнейшие проблемы души, когда хотим найти то, к чему стремимся, с чем хотим соединиться. Именно здесь благоговение является силой, которая влечет нас вверх и, подтягивая нас, укрепляюще действует на душевный организм человека. Как это происходит? Попытайтесь, наблюдая внешние выражения благоговения, понять, как оно проявляется именно во внешних жестах человека. Оно, выражаясь внешне, действует там, где развивается наиболее значительная из способностей человека. Как внешне выражается благоговение? Он сгибает колени, складывает ладони и преклоняет голову перед благоговейно почитаемым существом или объектом. Это те средства, благодаря которым Я и прежде всего высшие душевные члены способны переживаться наиболее интенсивно. Физически человек держится прямо благодаря крепко стоящим ногам. Он становится благословенным в жизни, излучая собственную сущность через ладони. Он может наблюдать небо и землю благодаря тому, что возникает в его голове, когда он поднимает и опускает ее. Но, наблюдая человека дальше, мы видим, что в самосознательной активности ноги наилучшим образом выпрямляются, если сначала они согласились преклонить колени перед тем, что достойно почитания. Ибо в этом жесте воспринимается некая сила, как бы устремляющаяся в наш организм. Те колени, что выпрямляются, не научившись сгибаться в благоговении, несут лишь то, что носили всегда: лишь собственное ничтожество, к которому им прибавить нечего. Но привыкшие к коленопреклонению ноги, выпрямляясь в коленях, получают новую силу и несут уже не ничтожество, но эту новую воспринятую силу. Те ладони, что хотят благословлять и утешать, не научившись прежде складываться в жесте почитания и благоговения, принесут не благословение и любовь, но только свое ничтожество. Но ладони, научившиеся складываться в жесте благоговения, воспринимают в этом жесте силу, что пронизывает их, и становятся ладонями, Мощно пронизанными своим Я. Ибо поток силы, воспринимаемой благоговейно сложенными ладонями, прежде чем излиться в них, проходит через сердце и воспламеняет любовь; и благоговение сложенных ладоней, проходя через сердце и изливаясь в них, становится благословением. Голова, обозревающая весь мир, направляя во все стороны органы зрения и слуха, как бы много она ни услышала и ни увидела, может встретить мир лишь собственной пустотой. Но та голова, что в благоговении склонилась Перед миром, опять же черпает из благоговения силу, пронизывающую ее; тогда она несет миру не пустоту, но воспринятые в благоговении чувства.

Кто, здраво мысля, изучит внешние выражения и жесты человека и узнает таким образом, что происходит в человеке, что действует в нем в живых взаимосвязях, тот увидит, какие выводы можно сделать из внешнего выражения благоговения, увидит, как это благоговение охватывает Я и повышает силу самости, как эта повышенная сила самости обретает возможность проникнуть в непознанное. Если мы хотим проникнуть в непознанное, мы должны идти ему навстречу со всеми нашими способностями; и мы делаем это, приближаясь к нему с любовью и Покорностью. Таким образом, мы видим, что Я не слабеет в благоговении, но становится крепче и мощнее. Благодаря этому самовоспитанию, благодаря благоговению Человек возвышает темные чувства и влечения, чувства симпатии и антипатии к вещам. Те чувства симпатии и антипатии, что бессознательно или подсознательно проникли в нашу душу, безотчетные и не освещенные светом суждения, именно эти чувства приходят к ясности, когда Я воспитывает себя в благоговении, прорастая к высшим душевным членам. Благодаря этому все симпатии и антипатии, все, что действует как темная сила, способная заблуждаться, пронизывается светом души. Прежде непросветленные симпатии и антипатии становятся суждением, суждением чувства, становятся эстетическим вкусом или правильно ориентированным моральным чувством. Воспитавшая себя в благоговении душа преображает свои темные симпатии и антипатии, темные чувства удовольствия и неудовольствия в чувство прекрасного и чувство добра. Душа, правильным образом очистившая свою волю к покорности в благоговении и сохранившая при этом самоощущение и самосознание, просветляет темные инстинкты и побуждения, пронизывавшие прежде человеческие желания и волевые импульсы, постепенно вырабатывая из них те внутренние импульсы, которые мы называем моральными идеалами. Благоговение есть самовоспитание души, восходящей от темных влечений и инстинктов, от жизненных страстей и желаний к моральным идеалам жизни. Благоговение есть то, что мы всаживаем в душу подобно ростку — и он всходит.

Кто непредвзято смотрит на жизнь, найдет и другой пример. Мы всюду видим, что человек в своей жизни проходит через восходящее и нисходящее развитие. На Детство и юность приходится восходящее развитие, затем оно некоторое время пребывает в покое; а в позднем возрасте и в старости начинается нисходящее развитие. Некоторым образом можно сказать, что нисходящее развитие в конце жизни характеризуется, хотя и в обратном смысле, тем же, что имело место в детстве и юности, причем свойства, воспринятые в детстве и юности, своеобразно проявляются вновь в конце жизни. Кто действительно наблюдает жизнь, видит, что люди, получившие в детстве много семян правильно ориентированного благоговения, в старости пожинают обильные всходы. Такое благоговение проявляется в старости как способность жить деятельно. Эта способность проявляется в старости как пара к благоговению, взращенному в юности. Юность без благоговения, юность, в которой не развивалась правильно направляемая покорность воли и правильно направляемые чувства любви, в старости обернется слабостью и бессилием. Мы относим благоговение к человеческой душе, долг которой — развиваться. Но тогда сущность благоговения проявляется и в том, что взятая в развитии душа может и должна быть охвачена этим благоговением. Имеется ли соответствующее свойство у тех, на кого мы взираем с благоговением? Если мы смотрим с любовью на другое существо, то в ответной его любви мы можем увидеть то, что, возможно, еще разовьется. Можем ли мы говорить о подобном и в отношении благоговения? Ошибочность этого предположения следует уже из того, что мы говорим: если человек покоряется Богу в любви, то он знает — Бог также склоняется к нему с любовью. Человек делает из благоговения то, что называет своим Богом во вселенной. Но чувство, отвечающее на благоговение, нельзя назвать благоговением. Мы не можем говорить о том, что Бог отвечает благоговением на наше благоговение к Нему. Что отвечает на благоговение? Что излучается в ответ на благоговение, когда оно направлено на Божество? В ответ излучается то, что Оно само не может охватить Своей волей и Своей мощью: могущество и, коль скоро речь идет о Божестве, Всемогущество. То, что мы в юности перерабатываем в благоговение, лучится нам в старости навстречу как жизненная сила, а то, что мы называем Божеством, к которому мы обратились в благоговении, лучится к нам обратно как переживание Всемогущества. Обращаем ли мы взор к бесконечному в своем величии звездному небу, и в нас воспламеняется благоговение к тому, что окружает нас со всех сторон и чего мы не в силах охватить; взираем ли на то, что в той или иной форме есть для нас незримый Бог, пронизывающий и оживотворяющий вселенную, в любом случае это — переживание всемогущества. Мы с благоговением взираем на это всемогущество, и из этого чувства возникает тезис: достичь того, соединиться с тем, что находится над нами, мы можем лишь в том случае, если с самого начала будем восходить к нему с благоговением. Погружаясь в благоговение, мы приближаемся к всемогуществу. Поэтому, строго говоря, можно вести речь лишь о таком всемогуществе, а о вселюбви не позволяет говорить языковое чутье. Власть может усиливаться и возвышаться. Если у кого-либо есть власть над двумя или тремя существами, то он сильнее в два-три раза. Власть возрастает пропорционально числу существ, на которых распространяется. Все иначе в случае любви. Когда мать любит ребенка, то не исключено, что она в той же степени любит второго, третьего или четвертого ребенка. Любви при этом вовсе не обязательно удваиваться или утраиваться. И если кто-то говорит, что должен делить свою любовь между двумя людьми, то он выражается неправильно. Тонкий слух коробит также, когда говорят о всеведении, как и о расплывчатой вселюбви. Любовь не имеет степеней и не может быть ограничена числом.