Александр Шевцов (А.Р.Андреев, Саныч, Скоморох) - Основы Науки думать. Кн.1. Рассуждение

На это отвечает Даль:

Сколько ни рассуждать, а с нашим умом этого не рассудишь, не поймешь.

Русский человек принимается рассуждать о всякой всячине, не просто перебирая образы. Если бы это было так, то Крылов использовал бы слово «болтать», или «сплетничать», а то и «чесать языки». Но он, со своей стороны, говорит рассуждать, а я со своей, как читатель, понимаю: в их болтовне было нечто от рассуждения, хотя бы попытка понять нечто, что недоступно моему уму.

В их речи были попытки судить и выносить суждения, что невозможно без умозаключений. Возможно, у них «не хватало ума», что значит, что они не могли вынести окончательное суждение и быть уверенными в его истинности. То есть не смогли понять то, что обсуждали. Но попытка понять, безусловно, была, и именно ее и отразил язык.

Попытка понять. Вот суть рассуждения, если оно не логическое, то есть не предназначенное убедить. Либо попытка договориться о едином видении мира, предмета или задачи.

Тот же Даль:

О чем на сходке рассуждали?

«Да рассудили, чтоб по весне не делить поземов, а по старому».

Рассуждение привело к договору и решению. Как рассуждали на сходке? Взвешивали условия жизни, взвешивали труд, который придется приложить в этом году, взвешивали затраты и пришли к оценке: в этом году делить землю не стоит, то есть слишком дорого выйдет по сравнению с выгодой от передела. И когда увидели это одинаково, приняли общее решение.

Судили-рядили, то есть рассуждали-договаривались, в итоге родился закон, управляющий жизнью и поведением.

Закон этот — конечно же, образ. Большой образ действия, предписывающий, как двигаться людям до определенного срока и как им говорить.

Да, если посмотреть на это психологически, то выходом из рассуждения будет именно то, как двигать телами. Речь или письмо — это тоже виды телесных движений. После того как рассуждение завершено, наши тела либо будут знать, где им пахать и сеять в этом году, либо пойдут жаловаться в весьма определенное место, а именно в то, которое для этого предназначено другим договором. И этому будет предшествовать короткое рассуждение: раз сходка решила, значит, теперь можно жаловаться только, скажем, в мирской суд.

Но если после завершения рассуждения тела знают, что и как им делать, то рассуждение происходит не в телах и, так сказать, раньше тел, оно ведется душами, хотя и с помощью рассудка. И это очевидно хотя бы из того, что если рассуждение сходки кем-то не будет принято, его душа не успокоится, пока не добьется справедливости. Она не будет знать покоя.

Следовательно, рассуждение позволяет обрести душевный покой. Хотя тела после этого будут двигаться и трудиться. Но не будет более страшной вещи: метаний и сомнений. И состояние, в котором герои приведенных словарных примеров рассуждают, это всегда состояние непокоя, сомнения, метания.

Мы все больше рассуждали и, сколько я могу судить, довольно умно и тонко рассуждали о том, как именно должно работать… и какое собственно значение художника в наш век. Тургенев.

А через полвека после Тургенева эти метания перерастут в революционные бунты, во время которых художники будут метаться, как птицы над разоренным гнездом, и то славить новое, то проклинать…

Рассуждение должно приводить к душевному покою. Это определенно. Это и есть его главная цель, скрытая во всех частных целях разнообразных рассуждений. Поэтому, о чем бы ни рассуждали люди, это признак, что они в движении, что они ищут, что им еще надо что-то сделать, чтобы их души успокоились.

Что может быть причиной этого?

Как кажется, какие-то помехи во внешнем мире. Но Диоген жил в бочке, в пифосе. И был спокоен до тех пор, пока Александр Македонский не закрыл ему солнце своим телом. Тогда он восстановил покой, попросив того убраться.

Это внешняя помеха. Она устраняется так, как устраняют помехи животные. Они просто уходят в сторону, переворачиваются на другой бок или чешутся.

Мы страдаем от помех внутренних, от того, что чешется в душе.

Но в душе либо ничто не может «чесаться», либо в ней должны быть какие-то несовершенства. Вот они-то, а не сама душа, и оказываются причинами наших рассуждений. Рассуждения, безусловно, призваны убрать беспокойства, но могут ли они убрать причину беспокойства во мне.

Вот вопрос.

Рассуждая, мы просто чешем то место на душе, которое свербит, или же мы можем и вылечить этим душу?

Я читаю примеры из словарей живого русского языка, и вдруг среди них налетаю на пример математического рассуждения:

Будем так рассуждать. Положим, нам нужно разделить семь восьмых не на две пятых, а на два, то есть только на числителя. Чехов.

Его использует русский писатель, очевидно, показывая человека, который способен на такие рассуждения. Сам он рассуждает совсем иначе, это — лишь литературный образ, так сказать, типаж. То есть узнаваемый тип или характер, как говорится. Причем, как я это ощущаю, резко узнаваемый.

Значит, математическое рассуждение узнается резко, очевидно, своей сильной отличностью от обычных рассуждений. В чем эта отличность?

Первое, что идет: в его полной бессмысленности!..

Мое воспитание тут же меня одергивает: ты ничего не понимаешь! Все как раз наоборот: математическое рассуждение узнается потому, что в нем больше смысла, чем в обычных рассуждениях. Смысл в нем, можно сказать, брызжет изо всех щелей. Только он недоступен всем подряд. Он только для очень умных людей!

Ну, да! Именно для Очень умных. Зачем какому-то придурку потребовалось делить не нечто, не вещь этого мира, а ее семь восьмых? Да еще не на двоих, не между нами, а на две пятых?

Как зачем?! А вдруг сложится такая ситуация! И что ты тогда будешь делать? Окажешься неготовым?!

А нужно быть готовым?

Нужно быть готовым к любой возможности? А готов ли математик к тому, что его сейчас остановят на дороге и ограбят малолетние бандиты? Конечно, он же знает, как кричать: милиция, на помощь! Это у него решено давно и навсегда. Все, что связано с защитой себя и своих близких, надо решать через общественное устроение.

А готов ли он к новой перестройке, к тому, что окажется без зарплаты?

Конечно, готов: деньги — это не главное в жизни. И он уже давно приучил к этому своих близких.

Э-э… я даже не знаю, что еще придумать. Математик действительно давно решил все жизненные вопросы, использовав опыт предшественников из своего сообщества. Он как-то устроил свое выживание за счет тех, кто избрал мучиться рядом с ним. И просто имеет на все случаи жизни готовые ответы, вроде того, что для настоящего ученого это несущественно! И живет в мире, где существенны лишь те вещи, которые не могут случиться в настоящей жизни…