Александр Шевцов (А.Р.Андреев, Саныч, Скоморох) - Основы Науки думать. Кн.1. Рассуждение

Еще раз вспомним: человек отличается от животного именно способностью понимания, в ней — ключик к его бытию. Понимание, обретенное поколениями наших предков, спрятано в слове и речи. Конечно, это еще не мое понимание, но это путь и подсказка, и это не просто перст, указующий на луну. Для человека бытие лежит именно там, где бытует слово, это и есть особенность человека.

Именно поэтому надо принять, что слово и значение сопряжены с нашим бытием гораздо сильней, чем кажется при поверхностном взгляде. Там, где скрыто значение слова — тайна, сопоставимая с божественностью человека. Там мой личный логос, как личный Атман индуса. Личный, но равный ТОМУ Атману, потому что они — одно и то же.

Поэтому дальнейший путь рассуждения — в логику.

Но он опять же невозможен прямо. Просто потому, что пролегает сквозь мышление, а точнее, — сквозь сознание и его устройство. Бытие человека, как и его понимание бытия, ограничены этим устройство.

Поэтому Хайдеггер говорит дальше об ограничениях бытия. Третье — бытие и мышление — он считает наиболее запутанным, а по своей цели — наиболее спорным. Суть запутанности и спорности он передает в четвертом из «семи тезисов относительно отличий бытия от иного»:

«4. Кажущиеся вначале формальными противоположности возникли, следовательно, не при любых обстоятельствах и в виде неких речевых оборотов попали в язык. Они возникли в тесной связи с запечатлением бытия, явственность которого для истории Европы была определяющей. Их начало совпадает с началом философского вопрошания» (Там же, с. 174).

Хайдеггер начнет этот разговор о неслучайности того, как запечатлелось бытие в нашем сознании, с Парменида. Но я эту часть его рассуждений опущу и сразу перейду к тому, что есть мышление. Но оговорюсь: в действительности Хайдеггер говорит о denken, что с немецкого было бы лучше перевести как «думать», а не «мыслить». Поэтому я убираю оба эти имени, поскольку они называют лишь разные способы использования образов сознания, и говорю о сознании и его устройстве, оставляя желающим самим решать, говорит ли Хайдеггер о разуме или, как считает переводчик, о мышлении.

«Мышление противопоставляется бытию таким образом, что оное, то есть бытие, ему представлено и вследствие этого противостоит как пред-стоящее (пред-мет) (Там же, с. 195).

И в отношении представления необходимо отметить и вспомнить: понимание представления Хайдеггером в принципе отличается от современного психологического понимания. Хайдеггер идет вслед за языком, поэтому представление для него — отнюдь не первичный образ восприятия, представление может быть сложнейшим, составленным из множества понятий, представленных и предстоящих внутреннему оку.

«Оно имеет сверхмогущество, поскольку становится не между или посреди трех других разделений, но все их себе представляет и таким образом их пред-собой-ставя, как бы обставляет их. И выходит так, что мышление не просто остается противочленом некоего иначе устроенного различения, но становится той почвой и точкой опоры, на основании которой принимается решение о противостоящем и при этом в таком диапазоне, что бытие вообще начинает получать свое толкование, исходя измышления» (Там же, с. 195).

Далее Хайдеггер движется к логосу через то пространство сознания, которое я в предыдущем разделе назвал «Думать представляя». В этой части его метафизики он настолько не укладывается в современные договоры философов и психологов, что переводчик невольно начинает выдавать себя, показывая, что навязал Хайдеггеру понятие мышления, когда тот говорит о разуме. Принять это переводчику трудно, поэтому он ставит «думание» в кавычки, но сохраняет, потому что это описание работы сознания, сделанное Хайдеггером, очень важно.

Итак, параграф 48 — «Мышление как пред-ставление», начинается с вопрошания:

«Что значит мышление ("думание")? <���… >

Кто-то говорит: я думаю, что дело удастся, то есть мне так представляется, я придерживаюсь такого взгляда и так полагаю. Думать в подчеркнутом смысле значит: об-думывать (nach-denken) нечто — положение дел, план, событие — размышлять. «Думание», или «мышление». годится в качестве названия работы того, кого мы называем «мыслителем». Все люди, разумеется, в отличие от животных, мыслят, но не каждый является мыслителем.

Что извлекаем мы из этого словоупотребления?… Мышление нечто нам предоставляет, ставит перед нами. Это пред-ставление всякий раз исходит от нас, есть свободное наше деяние, но не произвольное, а упорядоченное — именно благодаря тому, что, представляя, мы обдумываем и продумываем представленное, расчленяя его, разлагая на части и снова их сополагая.

Однако мысля, мы ставим не только что-то взятое от самих себя перед собой и расчленяем его не только затем, чтобы расчленить, но, размышляя, следуем за представленным. Мы его не просто принимаем таким, каковое оно нам достается, но отправляемся в путь, чтобы, как говорится, проникнуть в суть вещей. Там мы узнаем, как вообще обстоит дело с данной вещью. Мы создаем о ней понятие. Мы ищем всеобщего.

Из перечисленных характеристик того, что обычно называют «мыслить», выделим прежде всего три:

1. Пред-ставление "от самих себя " как своеобразное свободное поведение.

2. Пред-ставление в виде расчленяющего объединения.

3. Представляющее схватывание всеобщего» (Там же, с. 197–198).

Вот исходный и, можно сказать, поверхностный образ той среды, в которой ведется Хайдеггером исследование бытия. Это всего лишь описание. Но «мы еще не добыли удовлетворительного понятия о мышлении» (Там же, с. 198).

За ним придется идти в логику.

Хайдеггер посвящает логике несколько глав, которые называет параграфами, начиная с «"Логики" и ее происхождения». Именно ее он начинает с того, что пока мы не добыли удовлетворительного понятия о мышлении, и задается вопросом:

«Но откуда же нам его взять?» (Хайдеггер, с. 128).

Ответ звучит так, как он прозвучал бы у любого обычного человека, очарованного логикой, например, у меня. Более того, он звучит именно так, как хотелось бы самим профессионалам от логики, чтобы звучало в умах тех, кому они продают свой товар:

«Если мы об этом спрашиваем, то поступаем так, как если бы в нашем распоряжении не было «логики», существующей уже на протяжении столетий. Она-то как раз и есть наука о мышлении, учение о правилах мышления и формах мыслимого. Кроме того, она есть наука и дисциплина в рамках философии, в которой мировоззренческие взгляды и направления едва ли играют какую-нибудь роль.