Александр Шевцов (А.Р.Андреев, Саныч, Скоморох) - Основы Науки думать. Кн.1. Рассуждение

И я должен сличить их между собой, и выбрать наиболее подходящий для объяснения. Вот для этого мне необходимо вынести суждение, то есть произвести суд над всеми образами. Так начинается рассуждение, которое Кравков пытается сделать школой рассуждения для психологов, основанной на логической записи.

«Схематически говоря: необходимо к данному подлежащему найти сказуемое, решить: "есть Р". Подобного рода утверждение или отрицание чего-либо о чем-нибудь (об некоем S я утверждаю, что оно есть Р) является суждением.

То, о чем мы утверждаем или отрицаем что-либо, является психологическим подлежащим, а то, что мы о нем утверждаем или отрицаем, есть психологическое сказуемое. В приведенном нами выше примере, суждение о том, чем вызван беспорядок на письменном столе, может составиться лишь в результате известной предшествовавшей работы мысли, лишь в результате процесса рассуждения — одного внимательного восприятия исходного факта для образования суждения здесь недостаточно» (Там же, с. 119).

Я не знаю, нужна ли нам логика для того, чтобы научиться рассуждать. Приведенный пример показывает, что она — не более, чем способ записи того же самого, но кратко и наглядно, как кажется. Иначе говоря, его можно применять, можно и не применять. Если не испытывать особого увлечения к подобным тайным способам передачи обычных мыслей, то формальная запись может сильно затруднить понимание, а значит, и рассуждение. Это очевидно.

Менее очевидно, что таким же способом превратить язык психологии в тайный язык научного сообщества является и использование грамматических понятий — подлежащее и сказуемое. Проще от этого не становится, как и понятней. Но зато позволяет пишущему опираться на какие-то ранее заученные сложные образы, уже имеющиеся в его сознании. Если грамматический образ языка неверен или был неверно понят, неверным будет и всё, что на нем построено.

А то, что грамматики неверны, языковеды кричат постоянно!

Как бы там ни было, и грамматические подпорки, и символические способы записи, подобные математическому языку, являются лишь метафорами, то есть иносказаниями, способами говорить о предмете не прямо, а через облегчающие понимание примеры. Облегчающие ли? Иногда лучше и проще сказать прямо.

Как бы там ни было, но Кравков идет путем наукотворчества, и создает науку о психологии, опираясь на другие науки, в данном случае, на логику и грамматику. Именно с их помощью он начинает рассказ о рассуждении:

«Рассуждение начинается с изумления, с вопроса: "что за непорядок у меня на столе?" За ним следует более пристальное восприятие вызвавшего изумление факта» (Там же).

Начав объяснять рассуждение с помощью метафор, Кравков, как и большинство психологов, сразу же дает себе право на неточность. И оно сказывается во всем. Как вы уже видели, рассуждение не начинается с изумления. Изумление и удивление, конечно, предшествуют рассуждению, но не непосредственно. Если идти с такими допусками, то рассуждению предшествует само событие или мое возвращение домой… Но психология начинается с того места, где психолог рассматривает свой непосредственный предмет — сознание и его содержание, то есть образы.

Конечно, это не сама душа, но это то, что позволяет душе непосредственно проявляться.

Рассуждение не начинается и с вопроса. Вопрос лишь заставляет разум извлечь все имеющиеся образы предположений. Рассуждение начинается как суд над этими образами.

Так же неточно и высказывание, что вслед за вопросом начинается «более пристальное восприятие». Восприятие — действие непроизвольное. Оно не может быть более или менее пристальным. Оно — данность, к тому же мало зависящая от нашей воли. Оно просто идет.

Начинается пристальное изучение! И то не «вызвавшего изумление факта», то есть не стола с его беспорядком. Начинается изучение образов-предположений и сличение их с действительностью. Для чего действительность исследуется глубже:

«Мы выдвигаем ящик стола и смотрим, не пропали ли лежавшие там бумаги и ценные вещи. В зависимости от результатов подобного осмотра, мы строим ту или иную догадку: "это дело рук воров", или "это домашние искали ключ", или какую-либо другую» (Там же).

Опять неточность. Догадки мы «строили» раньше, если вы не забыли. Сейчас мы их проверяем! Мы, конечно, можем и по ходу изучения проверять и перебирать все возможные предположения, но они уже есть в наличии к этому времени. Задача — обрести уверенность в том, что происшедшее понято верно. Тогда правильное предположение будет переведено в состояние условий новой задачи, и станет, по сути своей, описанием образа мира, в котором эту задачу надо решить. В сущности, дальше мы просто будем исходить из этого предположения как из основания для своих последующих действий. Например, побежим вызывать милицию.

Дело это чреватое последствиями, поэтому нам нужна уверенность. Вот мы и проверяем свои предположения. Все просто, но Кравков, заявив логическую метафору, вынужден уходить во все большие сложности. Тем не менее, его описание остается верным, хоть и чуточку переусложненным:

«Мы не останавливаемся, однако, всегда на первой всплывшей у нас догадке; мы ищем основания для нашей уверенности в том, что она истинна, что данное S действительно есть Р. Для этого мы вскрываем содержание сделанного допущения, выводим вытекающие из него следствия и сопоставляем их с тем, что дает нам внимательное рассмотрение исходного факта.

Допустив, что "беспорядок есть дело рук воров", я делаю естественные вывод, что воровство всегда сопровождается похищением ценных вещей; смотрю, соответствует ли это следствие наличной действительности. Если да, и все ценные вещи, бывшие на столе, действительно пропали, — я полагаю свою догадку истинной; если же нет и, несмотря на полный кавардак на столе, ценные вещи с него никуда не исчезли, — я уже отбрасываю мысль о ворах и обращаюсь к построению и проверке одного из других возможных допущений» (Там же).

В сущности, прекрасное описание, если бы его не замутняла силлогистика. Естественные допущения и естественные выводы и заключения, как вы видели в самом примере, вполне достаточны для решения подобных бытовых задач. Так что, вполне уместно применить здесь «бритву Оккама» и исключить из использования лишние сущности.

И тогда мы получим, что рассуждаем мы, делая допущения. Но что это такое? Ведь до этого мы говорили о предположении. Разве это не одно и то же?

Если вглядеться в описание, то станет очевидно: пока у нас были предположения, мы перебирали их в уме. Но как только мы избрали считать одно из предположений возможным, мы сделали его допущением, то есть допустили мысль о том, что это и есть настоящая причина беспорядка. С этого мгновения мы стали иначе относиться к этому образу, как будто он и есть правда, и тут же стали проверять его на соответствие действительности.