Феликс Филатов - КЛЕЙМО СОЗДАТЕЛЯ. Гипотеза происхождения жизни на Земле.

Эта книжка – не о нравственных проблемах Человека sapiens и не о трактовке библейских сюжетов. Но проникая воображением за пределы родной планетной системы и рассуждая о происхождении жизни и ее множественности во Вселенной, Автор не может ограничиться лишь сегодняшними данными естественных наук. Не может он также - будучи в здравом уме и трезвой памяти - “отбросить прочь теорию Большого взрыва, чтобы обнаружить за ней Божью Вселенную”, что предлагают ему всякие “австралийские ученые”, уверяющие, что стандартные модели этого взрыва попросту не заслуживают доверия , и что космология принадлежит только христианам . Молекулярная биология предлагает нам картину первых шагов (и они долго еще будут первыми) проникновения науки в проблему происхождения жизни, одной из центральных звеньев которой является проблема формирования генетического кода. Автор не писал монографию, и за пределами его текста (но не его внимания!) осталось немало работ выдающихся ученых, посвященных проблеме кода, среди которых, например, Анатолий Альтштейн из Института биологии гена в Москве, Эдвард Трифонов из Университета Хайфы, Массимоди Джулио из Института генетики и биофизики в Неаполе и многие, многие, многие другие...

...Внезапно Автор замечает, что тройка ученых ( A ltstein, T rifonov, di G iulio), случайно пришедших ему в голову первыми из длинной череды причастных к теме, образует начальными буквами имен стартовый триплет ATG , первый в кодонной последовательности большинства генов. Забавно, конечно, но так глубоко Автор не копает J. Исследования этих ученых основаны на экспериментальных данных, и им, скорее всего, не будет близкой изложенная здесь версия панспермии. И все же - в прошлом не более, чем легкомысленная фантастика, эта гипотеза, похоже, имеет под собой отнюдь не легкомысленные аргументы, которые и сами по себе требуют оценки. А сама гипотеза по-прежнему остается “настолько дикой, что, вполне возможно, в конце концов, окажется правильной!” Человек мал, - сказал однажды лорд Дансени, - а Ночь длинна и полна чудес .

.....................

С большим удовольствием Автор отмечает, что одно из тех чудес, на которое он надеялся одиннадцать месяцев и сто одиннадцать страниц назад, произошло: он очень сдружился с Маком — еще до того, как кончил все это писать. В чудеса другого рода Автор не верит. Вряд ли на холодных скалах Миранды [71]обсидиановым рубилом выбиты трехзначные информационные символы , вроде описанных в этой книжке, а в метановых морях Энцелада [72]эти символы формируются молекулами тамошних (пока не продажных) углеводородов. Вряд ли на пыльной поверхности Юноны случайно отпечатана эта книжка. Да и стоит ли она того, чтобы отпечатываться даже на такой малой планетке-астероиде? Как писал Евгений Петров, « кто его знает, хорошая это книга или плохая? Похвалишь, а потом окажется, что плохая. Неприятностей не оберешься. Или обругаешь,а она вдруг окажется хорошей? Засмеют. Ужасное положение! » Но Юнона Юноной, а что же здесь, на Земле? Игра Природы, отраженная игрой ума, приписывающего игру Природе? Шутка создателей , прелесть которой едва ли способны оценить недоверчиво улыбающиеся создания , часто неспособные даже слышать ее? Нет ответа. Вот почему Автор счёл своей задачей привлечь к ней внимание и позволяет себееще раз напомнить слова патераКигана, под которыми, не дожидаясь четырнадцатого числа весеннего месяца нисана , подписался бы, непременно усмехнувшись тому, как поймут это потомки, и пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат: Е very jest is an earnest in the womb of Time — Каждая шутка оборачивается истиной в лоне Вечности .

И, конечно, никто в здравом уме не считает, что уверовавший физик — или полторы сотни таких физиков — аргумент в пользу бытия Божия. Да и атеисту не придет в голову выставлять число разуверившихся в качестве контраргумента. Что до самого Человека, то если ему, чтобы возлюбить ближнего ( этическая сторона религии), требуется подсказка, подпорка и даже пример Создателя всего сущего, обусловленные верой в чудесную природу того и другого (« физическая » сторона религии), плохи его дела и незавидна участь: путаться будет его разум в поисках мировоззренческих решений, упрощая их до невежественной безвкусицы. Какой бы душевный подъем он ни испытывал на горе Синай, в Мекке или у буддийской Ступы. Да и Бог с ним! В конце концов, наша планета — святое для всех нас место, верующие мы или нет. Недаром, провожая погибшего летчика в последний путь, сослуживцы говорят « Пусть земля будет ему Небом ».

Так что же: генетический код и в самом деле — роковой , соответствующий гипотезе « ключ-замок », и в том мире, химия которого такова, какова она есть, — неизбежено становится таким, каким мы его знаем? Или он все же — замороженная случайность , и мог стать каким угодно — в более широких рамках этой химии? Жизнь возникла слишком давно и в совершенно неизвестных условиях, чтобы искать ответы на эти вопросы, покусывая карандаш или подогревая колбу с сатанинской смесью изоцианидов, серы и фосфора. Какая самоорганизация могла привести к необычным, в высшей степени формальным, описанным в этой книжке, особенностям центрального феномена жизни — генетического кода? И почему это произошло так быстро? Если бы код был случайностью, один только перебор возможностей и получение максимально стабильной версии потребовал бы сумасшедшего времени. И хотя четыре с половиной миллиарда лет иначе не назовешь, все же и их было бы очевидно недостаточно. А тут еще и Разум успел возникнуть, способный оценить и проворство рук Создателя, и возможно, даже решить проблему ухода от неизбежного расширения Солнца. А у нас прошла только половина отпущенного для всего этого срока. Как это могло случиться? И опять: неужто мы одни во Вселенной? Неужто мы так уникальны? Скорее, в Бога поверю, чем этому! Но — в отличие от альтернативной, принятой религией, по меньшей мере, христианской, точки зрения — свою Автор считает гораздо более оптимистичной, ибо вера предлагает только одного серьезного собеседника в этой Вселенной — ее скучающего Творца. Ну чем, кроме вселенской скуки, можно мотивировать произвольное единоличное создание Универсума и дальнейшее рассеянное внимание к каждому из мириадов более мелких (но тоже штучных) созданий — независимо от того, молится ли оно непрерывно, жалуясь на жизнь, которая и вправду " не бал, а ряд мучений « [64], или нет — не надеясь уже ни на какой бал.

Впрочем, Автор не склонен искать в иронии аргументацию своих взглядов, он лишь хочет поскорее оставить позади богословские рассуждения, понимая их безнадежность. Первый аргумент богослова (а право рассуждать о космологии он часто приписывает только себе), знакомого с современными физическими концепциями — это так называемая «тонкая настройка». Имеется в виду вот что: если бы скорость на раннем этапе расширения нашей Вселенной отличалась от фактической хотя бы на одну миллиардную, вся материя либо сразу бы коллапсировала, либо разлетелась так быстро, что формирование звезд и галактик сделалось бы невероятным. Сильные и слабые взаимодействия лишь в весьма тонком диапазоне могли бы обеспечить появление водорода при Большом Взрыве и металлов (в астрономической терминологии) в звездах. Легчайшее отклонение электромагнитных сил в сторону от их фактического соотношения с гравитационными привел бы к невозможности протонов собираться в атомные ядра. И только существующее соотношение масс электрона, протона и нейтрона делает возможной привычную нам химию (и биологию). И так далее. Спрашивается, почему все эти факторы так тонко и точно настроены на появление жизни, а затем и тех, кто будет в состоянии все это оценить?