Жиль Делёз - Фуко

РК, 142–148, 155–156.

ЖПЛ, 16. Заметим, что Фуко возражает против двух других концепций "подлости". Одна из них, близкая к концепции Батая, предполагает жизни, вошедшие в легенды и историю благодаря самой их неумеренности (это "подлость" классическая, слишком "общеизвестная", как, к примеру, в случае с Жилем де Рэ, а, значит, и ненастоящая). Согласно другой концепции, более близкой к Борхесу, жизнь становится легендой из-за того, что сложность ее начинаний, изгибов, разрывов и скачков можно понять разве что в повествовании, способном исчерпать возможное, учесть даже противоречащие друг другу влияния внешних случайных событий (это "барочная" подлость, примером которой может служить Стависки). Но Фуко имеет в виду третью подлость, в сущности говоря, подлость редкости, подлость незначительных, безвестных и простых людей, которые лишь на мгновение привлекают к себе внимание, и то благодаря судебным искам и полицейским сообщениям. Эта концепция близка чеховской.

ИУ, 14.

СВ, 333–339/343-349: "cogito и немыслимое".

СВ, 263, 324, 328, 335.

РК, 132–133, 138, 164.

ИБ, 22.

Бланшо М. L'entretien infini, 292.

СВ, 350/360 (и о человеке, по Канту, как о "эмпирико-трансцендентальном дублете" и "эмпирико-критическом удвоении").

Это постоянные темы РР (особенно гл. П, в которой перечислены все смыслы (подкладки) в связи с русселевским текстом "Щелчок", "стихи о заплате к подкладке у Корсара — Красного Каблука", 37–38).

Следует процитировать весь текст, посвященный сравнению Русселя и Лейриса, поскольку мы полагаем, что в нем фигурирует нечто касающееся всей жизни Фуко: "Из такого количества вещей без статуса, из стольких фантастических актов гражданского состояния [Лейрис] медленно собирает собственную самотождественность, как будто в складках слов вместе с неумершими химерами дремлет абсолютная память. А вот Руссель отбрасывает эти же самые складки сосредоточенным жестом, чтобы найти за ними непригодный для дыхания вакуум, отсутствие существа, которым он мог бы распоряжаться, чтобы создавать образы без роду-племени (28–29).

ИУ, 88.

ИУ, 90 (два аспекта "отрыва" после классической эпохи).

ИУ, 93–94.

Отсюда та решительность Фуко, с которой он дистанцируется в этом вопросе от Хайдегтера (нет, греки не "удивительные…", ср. беседу с Барбедеттом и Скалой в газете "Нувель" от 28 июня 1984 г.).

Диаграмма свойственных грекам сил, или отношений власти, не анализировалась самим Фуко. Дело в том, что он, возможно, высоко ценил то, что сделали в этой сфере такие современные историки, как Детьен, Вернан и Видаль-Наке. Их оригинальность в том и состоит, что они определили физическое и ментальное пространство греков в зависимости от нового типа властных отношений. С этой точки зрения важно показать, что "агонистические" взаимоотношения, на которые непрестанно намекает Фуко, представляют собой оригинальную функцию (которая, в частности, проявляется в любовном поведении).

Фуко говорит, что он начал писать книгу о сексуальности (продолжение "Воли к знанию", выстраивающееся вместе с ней в единую цепь), "затем, — отмечает Фуко, — я написал книгу о понятии самости и ее техниках, где сексуальность исчезла, и мне пришлось переписывать книгу в третий раз; в ней я попытался удержать равновесие между первой и второй книгами". См. Dreyfus et Babinow, p. 323.

О формировании субъекта, или "субьективации", которую невозможно свести ни к какому кодексу, ИУ, 33–37; о сфере эстетического существования, 103–105. "Факультативные правила" — термин не Фуко, а Лабова; этот термин показался нам в высшей степени подходящим для определения статуса высказывания и для обозначения функций внутренних вариаций, а уже не констант. Теперь он обретает более обобщенный смысл, чтобы обозначить регулятивные функции, которые отличаются от кодов.

ИУ, 73.

ИУ, 61–62.

ИУ, 55–57.

IHV, II, III и IIV (об "антиномии мальчика", 243). 24 Dreyfus el Rabinow, p. 302–304. Мы резюмируем здесь различные указания Фуко: а) мораль имеет два полюса — код и модус субъективации, но они обратно пропорциональны друг другу, и один из них не может интенсифицироваться без того, чтобы другой не ослабел (ИУ, 35–37); б) субьективация склонна снова превращаться в код и опустошается или затвердевает в пользу кода (это основная тема ЗС); в) возникает новый тип власти, который берет на себя задачу индивидуализировать интериорность и проникнуть в нее: сначала это пастырская власть церкви, впоследствии государственная власть (Dreyfus et Rabinow, p. 305–306: этот текст Фуко сближается с анализами "индивидуализирующей и модулирующей власти" из НН).

ип, 37.

Мы систематизируем четыре аспекта, выделенные Фуко в ИУ, 32–39, (и у Dreyfus et Rabinow, p. 333–334). Фуко употребляет термин "подчинение" (assujettissement), чтобы обозначить второй аспект образования субъекта; но в данном случае этот термин наделяется иным смыслом, нежели подчинение субъекта отношениям власти. Третий аспект обладает особой значимостью, и его можно сблизить с соответствующей темой из "Слов и вещей": в сущности, в СВ показано, каким образом жизнь, труд и язык вначале были объектом знания и лишь впоследствии обрели складку, чтобы сформировать более глубокую субъективность.

ИУ, глава о Платоне, У.

Уже в ВЗ продемонстрировано, что тело и его удовольствия, то есть "сексуальность без секса", является современным способом "сопротивления" инстанции "Секса", связывающего желание с законом. (208). Но если здесь и есть возврат к грекам, то только весьма частичный и двусмысленный: ибо тело с его удовольствиями отсылали у греков к агонистическим отношениям между свободными мужчинами, следовательно, к однополому "мужскому обществу", исключающему женщин; мы же явно стремимся найти другой, присущий нашему социальному полю тип взаимоотношений. Ср. текст Фуко в: "Dreyfus et Rabinow", p. 322–331 о псевдопонятии возврата.

Dreyfus et Rabinow, p. 302–303.

Фуко никогда не считал себя достаточно компетентным, чтобы анализировать восточные формации. Он делает лишь мимолетные намеки на китайскую "ars erotica", подчеркивая ее отличия от нашей "scientfa sexualis", (ВЗ), и от чувственной жизни греков (ИУ). Вопрос можно сформулировать так: было ли характерно для восточных техник обращение к "Я" или к какому-либо процессу субьективации?