Михаил Петров - Судьба философа в интерьере эпохи.

13. "Камень этот не только притягивает железные кольца, но и сообщает им такую силу, что они в свою очередь могут делать то же самое, что и камень, то есть притягивать другие кольца, так что иногда получается очень длинная цепь из кусочков железа и колец, висящих одно за другим, и вся их сила зависит от того камня" (Платон. Ион, 533 DE).

14. В "Началах теологии" Прокл пишет: "Всякая причина, первоначальная для какого-либо ряда, уделяет этому ряду свое свойство" (97); "Все сущее эманирует из одной причины - из первой" (II); "Все, способное производить, превосходит природу производимого" (7); "Всякое множество вторично по сравнению с единым" (5). Такая система постулатов явно нелингвистического происхождения задает все же вполне определенную логическую модель упорядочения любого множества в иерархию по основанию слабеющей эманации. То есть все ряды производящих (порождающих) причин имеют единый фокус-схождение, пересекаются на вершине иерархии в идее первой причины, а все элементы различенного множества в силу своей вторичности приобретают функции целостности, "причастности-подчинения" единому.

15. Так, у Августина различие божественного и человеческо-греховного определенно тяготеет к слабеющей триаде неоплатоников, по нормам которой отпадение от целого есть безусловный грех и порча: "Не тем человек сделался похожим на дьявола, что имеет плоть, которой дьявол не имеет, а тем, что живет сам по себе, т.е. по человеку. Ибо и дьявол захотел жить сам по себе, когда не устоял во истине; так что стал говорить ложь от своих, а не от божьих - стал не только лживым, но и отцом лжи" (О граде Божьем, XIV, 4).

16. Борьба близких духовно к неоплатоникам субординационистов и их противников монархиан, которые одержали победу на Никойском соборе, что сделало дьяка Афанасия святым и великим, - яркий и далеко не единственный в истории мысли случай насильственного и невежественного вмешательства чисто политических, престижных, случайных и даже экзотических соображений в тонкие структуры преемственного развития мысли. В данном случае это вмешательство оказалось настолько значительным по своим последствиям, что слабо отмеченного теоретическими способностями и интеллектуальными дарованиями Афанасия и его невежественную, зато "боевитую" позицию по отношению к александрийцам приходится рассматривать как переломную фигуру и переломный пункт развития европейской мысли, которая после Никейского собора определенно сворачивает в русло естественной теологии и опытной науки.

17. "И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились; и явились им разделяющиеся языки как бы огненные и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещавать" (Деяния, 2, 2-4).

18. Начиная с Галилея не раз утверждалось, что "природа написана на языке математики", и мысль эта стала уже общим местом.

19. В одном из афоризмов XVI-XVII вв. по поводу этого различия говорится уже и нечто умаляющее достоинства Духа Святого: "В намерения Духа Святого входит научить нас тому, как взойти на небо, но отнюдь не тому, как ходит само небо".

20. CM.: Curtius E.R. Europaische Literatur und lateinisches Mittelalter. Bern, 1948, S. 323. Любопытно отметить, что Гегель с его удивительным историческим чутьем хотя и упоминает (в отличие от наших курсов) "Естественную теологию" Раймунда Себунда, нигде не говорит о "книжной аналогии" как о самостоятельном явлении, целиком, видимо, находясь под влиянием предрассудка своего времени, что средневековье - провал и пустое место в истории Европы, которое можно и должно "пролетать, надевши сапоги-скороходы" (Соч., т. XI, с. 79).

21. Прекрасный анализ следствий, из этого события для физики дал Р.Оппенгеймер в лекциях 1962 г. (см.: Оппенгеймер Р. Летающая трапеция. М., 1967, с. 12 и далее).

22. См.: Панофский 3. Галилей, наука и искусство. В кн.: У истоков классической науки. М., 1968. Формулировка приведена в примечаниях (с. 33, 16): "...я полагаю, что заметил у тел в природе наличие естественной склонности к некоторому движению подобно тому, как у тел тяжелых есть склонность к движению вниз, и это движение происходит у них в силу внутреннего начала и не нуждается в каком бы то ни было внешнем двигателе... И поэтому по устранении всяких внешних препятствий тяжелое тело на сферической поверхности, концентрической с Землей, будет безразлично к покою и к движению по направлению любой части горизонта, и оно будет оставаться в том состоянии, в какое его однажды привели".

23. "При познании, имеющем своим предметом то OTI, то есть при познании того, что нечто существует, наше исследование исходит из целостности идеи. При познании же, имеющем своим предметом той Sum, или причины чего-либо, т.е. в науке, мы познаем причины частей раньше причин целого" (Избр. соч., т. 1. М., 1965, с. 105). Гоббс, таким образом, прекрасно видел и понимал односторонность и частичность предмета опытной науки и того, что он называет философией природы: причинный аспект, а именно он и интересует Гоббса, не достигает целостности, и это, по мысли Гоббса, не недостаток, а преимущество, поскольку практические задачи человека частичны, лежат не в творении вещей, а в их направленном изменении.

24. "Кроме действующей и материальной причины метафизики признают еще две причины, а именно сущность вещи (которую некоторые называют формальной причиной) и цель, или конечную причину. На деле же обе они являются действующими причинами" (там же, с. 160). Действительно, если предмет ограничен взаимодействием, формальная и целевая причины уходят в разряд вторичных определителей, выявляющих себя через целесообразное воздействие как частный случай воздействия вообще.

25. Юм, например, разъясняя существо познавательного тупика, ссылается именно на эту соразмерность: "Я думаю, можно установить в качестве общего правила, что если причина известна только по определенным действиям, то невозможно выводить какие-нибудь новые действия из этой причины, ибо качества, необходимые для выведения кроме старых действий еще и этих новых, должны быть или иными, или более совершенными, или обладающими более широко простирающейся деятельностью, чем те, которые просто произвели действие, лишь на основании которого мы и знакомы с причиной... Пусть выведенная причина (как это и должно быть) будет точно соответствовать известному нам действию; невозможно, чтобы она обладала качествами, из которых могли быть выведены новые, или иные, действия" (Соч., т. 2. М., 1966, с. 148). Юму и в голову не приходит сомневаться в правомерности самого концепта соразмерности, как, впрочем, и любому из нас, когда речь идет об опытной науке: трудно себе представить смысл и назначение знания, в котором не выдерживалась бы однозначность причинно-следственной связи. Его заведомо нельзя было бы "приложить", утилизовать для достижения человеческих целей. Кант, который, по собственному убеждению, преодолел тупик Юма, превратив полную потенцию Гоббса в пустую форму - априорный канон знания о возможном опыте, все же именно из-за соразмерности причины действию вынужден был идти на дуализм мира тезисов и антитезисов, последний и есть мир готового научного знания - мир полных причин и полных потенций.