Юлиус Эвола - Фашизм: критика справа

Но в этом отношении революционная преобразовательная сила фашизма остановилась на полпути. Сенат в основном сохранил лицо, данное ему традицией конца 18 — начала 19 вв., и практически бездействовал. Одной из причин стало чрезмерное количество различных учреждений: партийных иерархий вплоть до Большого Совета, притязающих преимущественно на политическую роль; монархических учреждений, сохранившихся от прежней Италии. К последним относился вышеупомянутый Сенат, а также Итальянская Академия. По идее, именно Академия должна была собрать в своих стенах представителей высших ценностей, задачей которых, в свою очередь, должно было стать активное утверждение этих ценностей, а не бесплодные академические изыскания. Все перечисленные учреждения необходимо было подвергнуть переоценке, сохранив или преобразовав одни из них, и распустив другие. В связи с этим напомним сказанное нами о необходимости создания «Ордена», который мог бы стать основным ядром Верхней Палаты. Тем не менее, учитывая нынешнее состояние Палаты Депутатов и нового Сената, где восторжествовал абсурдный избирательный принцип абсолютной демократии, с точки зрения идей парламентская реформа фашизма, несмотря на указанные недостатки, заслуживает положительной оценки.

Безусловно, к второстепенными и малозначительным сторонам фашизма следует отнести ложную идею «государства Труда» (к слову сказать, сохранившуюся в новой конституции демократического итальянского государства), концепцию «этического государства» (наставника для несовершеннолетних преступников) и ещё более сомнительную концепцию «гуманизма труда» (мы имеем в виду идеи Дж. Джентиле).

Действительно, устами самого Муссолини фашизм недвусмысленно заявил, что «корпорации являются средством, а не целью» (1934). Корпорация — это институт, посредством которого «в государство включается прежде чуждый ему и беспорядочный мир экономики» (1934), а политическая дисциплина дополняется дисциплиной экономической. Но корпоративизм не должен превратиться в некого «Троянского коня», некую маску, под прикрытием которой завершается штурм государства со стороны экономики, то есть происходит деградация и инволюция самой идеи государства. Именно к этому вёл так называемый «панкорпоративизм», представителями которого стали отдельные интеллектуалы вроде Джентиле, рьяно отстававшие эту идею на совещании в Ферраре в 1932 г. Схожих воззрений придерживались сторонники своеобразного корпоративного коммунизма (частично национализированная «частная корпорация») и те, кто настаивал на роспуске партии во имя создания чисто корпоративно-синдикалистского государства. Однако все эти тенденции не имели серьезных последствий в практическом плане.

В то же время, разрыв между политической и корпоративной областями не был преодолен и сверху, посредством национализирующего «тоталитаризма». Действительно, Муссолини считал, что помимо высокого идейного напряжения и введения «политической дисциплины наряду с дисциплиной экономической… что поставило бы долг над противоборством различных интересов», третьим условием для проведения в жизнь «полного, комплексного, интегрального корпоративизма» было тоталитарное государство (1933). Однако, он же говорил: «Корпоративная экономика многообразна и гармонична. Фашизм никогда не стремился свести всю ее целиком к наибольшему общему знаменателю, то есть передать всю национальную экономику в монополию государству. Корпорации дисциплинируют хозяйственную жизнь нации, и государство вмешивается лишь в область, связанную с обороной». Было чётко заявлено: «корпоративное государство — не экономическое государство», что следует понимать двояко: с одной стороны, корпорация не должна была стать средством централизующей национализации, с другой — орудием для штурма государства со стороны экономики.

Перейдём к рассмотрению корпоративного принципа в его социально-экономическом аспекте. В этом отношении фашизм также попытался восстановить традиционный принцип «корпорации», понимаемой как органичное производственное единство, не расколотое духом классовой борьбы. Действительно, корпорация в том виде, как она существовала в рамках ремесленничества до наступления крайней индустриализации, как и корпорации времён расцвета Средневековья (примечательно, что их уничтожение стало одним из первых шагов, предпринятых Французской революцией), представляла собой образец, который с соответствующими поправками мог — и может поныне — послужить моделью для общего преобразования, основанного на органичном принципе. Однако на практике этот принцип был реализован лишь частично, что было обусловлено сохранившимися в фашизме пережитками первоначального революционного периода. Прежде всего, речь идёт о синдикализме, который продолжал оказывать заметное влияние на Муссолини и его окружение.

Синдикат или профсоюз, как надпроизводственная организация, неразрывно связан с концепцией классовой борьбы и, следовательно, с общим марксистским взглядом на общество. Он представляет собой своего рода государство в государстве и поэтому является характерной чертой системы, в которой авторитет государства ослаблен. «Класс», организующийся в профсоюз, — это часть нации, желающая вершить справедливость от своего имени и переходящая к прямому действию, каковое, в сущности, является шантажом, независимо от достигаемого результата. Пресловутое «синдикатов право» — это право, изъятое из области действительного права, распоряжаться которой может только суверенное государство. Известно, что у Сореля, поклонником которого некогда был Муссолини, синдикализм обретает прямо революционные черты и непосредственно связан с соответствующим «мифом» или общей идейной силой.

С другой стороны, известно, что синдикализм в любой не полностью социалистической системе, где сохраняется капитализм и частная инициатива, неизбежно приводит к возникновению хаотической, неорганичной и нестабильной ситуации. Борьба между рабочими и работодателями, где орудием первых служат забастовки и другие формы шантажа, а вторые ограничиваются всё более слабой и редкой защитой в виде «локаутов», перерастает в мелочные стычки и нападки. Каждый заботится лишь об удовлетворении собственных интересов, не задумываясь о вреде, который наносят их частные требования экономике в целом. Заботу же об общем интересе обычно перекладывают на плечи государства и правительства, которое вынужденно разрываться на части, чтобы заткнуть прорехи и удержать от развала шаткую систему. Только веруя в чудо какой-нибудь «предустановленной гармонии» лейбницкого типа, можно вообразить, что в обществе, где государство вынужденно идти на уступки синдикализму как самоорганизующейся силе, экономика может развиваться нормально. Совершенно очевидно, что в результате роста разногласий и неполадок в конце концов единственным разумным решением останется разрушить всё до основания и сделать окончательный выбор в пользу социализма, который при помощи всеобщего планирования сумеет восстановить принцип порядка и дисциплины. Экономическое положение современной Италии служит более чем красноречивым доказательством этой истины.