Сергей Трубецкой - Сочинения

См. Г. Спенсер: Основания психологии, § 177: «Опыты над обезглавленными лягушками доставляют очень ясное доказательство того, что действия значительной сложности могут быть выполняемы с большим успехом и без помощи головного мозга. Вивисекция Лонже, Вюлыгиана и других показывает, что млекопитающие продолжают ощущать и удерживают некоторую способность к перемещению даже после того, как у них будут удалены и большой мозг и мозжечок, а птицы, лишенные подобным же образом этих больших головных узлов, продолжают еще ходить, летать и даже клевать корм». «Есть засвидетельствованные случаи такого рода, когда дети в продолжение целых дней дышали, сосали и делали различные движения, хотя и родились без большого мозга и даже без мозжечка».

См. любопытную книгу Pierre Janet: «L'Automatisme pscychologique. Essai de psychologie experimentale sur les formes inferieures de l'activite humaine». Paris, 1889 [46].

Роменс. Romanes. Ум животных. Введение.

E. Perrier. Anatomie et physiologie animale. 1882, p. 216.

Читатель найдет превосходные примеры у Гартманна и в специальных сочинениях Брема, Роменса и др.

Ср. Darwin: «The descent of Man», ν. I, p. 80: with respect to the origin of the paternal and filial affections, which apparantly lie at the basis of the social affections, it is hopeless to speculate [47]. См. также Milne Edwards: «Lecons sur la physiologie et l'anatomie comp. des animaux», t. XIII — об инстинктах насекомых, 470.

Эспинас. Социальная жизнь животных (в русском перев. Павленкова. Петербург, 1882 г.), стр. 446. В этой интересной и остроумной книге собрано много примеров по занимающему нас вопросу.

Если я пользуюсь каким-либо неопределенным образом в виде символа для представления цвета, звука и проч., то я вполне сознаю условный, вспомогательный характер подобных представлений.

Телепатическими явлениями называются психические действия одной личности на другую «на расстоянии», т. е. без посредства известных доселе агентов физических и физиологических путей.

Отсюда уже некоторые опасности нравственного «раздвоения личности»: я иначе являюсь другим, чем себе, и не всем являюсь одинаково; можно и на себя смотреть разно.

В известном смысле можно было бы сказать также, что представление индивидуальности, т. е. живого законченного в себе целого, есть прежде всего эстетическое представление.

Мы не станем вдаваться здесь в платонические умозрения о бессмертии и существе духа. По нашему глубокому убеждению, учение о бессмертии есть религиозное, церковное учение, которое вне церкви никогда не может быть обосновано и претендовать на научное значение. Но самый вопрос о церкви, о совершенном обществе, несомненно, связан с вопросом о природе сознания.

Едва ли нужно прибавлять, что человек всего менее обладает готовым понятием действия и что он не родится с готовою формулой Закона причинности. Он может познавать, не зная ничего о своих познавательных процессах, рассуждать, не зная логики, точно так же как он может жить, не зная физиологических законов дыхания и кровообращения.

На самом деле всякое действие, совершающееся во времени, имеет этот случайный и вместе роковой характер уже по одному тому, что причины, его обусловливающие, отчасти всегда определяются лишь в будущем, т. е. телеологически.

Что время и пространство суть универсальные формы чувственности, кажется нам вполне доказанным. Признаем ли мы их «интуициями» вместе с Кантом, мы, в силу их объективной универсальности, их бесконечности, не можем признать их субъективными. Допустим ли мы, что пространство и время существуют объективно, независимо от нас, — мы все же должны допустить, что они сознаются, представляются нами и являются необходимыми формами сознания, формами всего нашего опыта, хотя индивидуальная чувственность, индивидуальное сознание и не могло бы обнять этой двойной актуальной бесконечности. Сознание, объемлющее пространство и время, по необходимости универсально; чувственность, их воспринимающая, обладает бесконечностью и вечностью. Но, с другой стороны, мы сознаем эту бесконечность лишь внешним и формальным образом: все, что занимает время и пространство, все предполагаемое их содержание оказывается конечным и ограниченным. Отсюда возникают антиномии, смущающие философов со времени Зенона Элейского [52]. Этот мыслитель первый указал на внутренние противоречия чувственного бытия: вещи не наполняют того пространства, которое они внешним образом, по-видимому, занимают; движение не наполняет времени, которое оно занимает столь же внешним образом. Ибо пространство, точно так же как и время, бесконечно не только внешним, но и внутренним образом: вещество делимо до бесконечности в пространстве, точно так же как и движение во времени, между тем как пространство и время внутренне непрерывны и неделимы (нельзя разъять в пространстве и времени две смежные точки или два смежных момента). Пространство и время, как универсальные формы чувственности, сами находятся в противоречии со своим эмпирическим содержанием. Пространство и время, как показал Зенон (см. мою книгу «Метафизика в древней Греции» 1890 г., стр. 290 и сл.), могут быть истинно, внутренне наполнены лишь абсолютной полнотою и вечностью; они суть формы этой идеальной полноты. Таким образом, и здесь положительное истинное содержание пространства и времени оказывается идеальным, эмпирическое — мнимым и условным. С одной стороны, время и пространство имеют идеальную, трансцендентальную действительность, как формы возможной полноты. С другой — они представляются ненаполненными, бессодержательными, пустыми и являются формами ненаполненного, призрачного существования, коллективной иллюзии.

Ср. Основы этики Герберта Спенсера, который также признает в этих процессах первые проявления альтруизма.

Великий отец новой философии впал и здесь в ту же ошибку, что в своей критике теоретического разума: признав универсальность нравственного закона, доказав, что им обусловливается a priori нравственное сознание человека, он признал его субъективным и провозгласил автономию человеческой воли, что вовлекло его в многочисленные противоречия относительно самого существа этой воли.

Кант утверждает, что человек действует свободно, когда определяется практическим разумом, т. е. сознанием нравственного «императива». Но три формы императива Канта («действуй так, чтобы внутренние правило твоего действия могло стать принципом вселенского законодательства»; «действуй так, чтобы ты сам и твой ближний был в твоем действии не средством, но целью самой по себе »; и «действуй так, как если бы ты был главою в царствии целей»), — эти три формы категорического императива совпадают с тремя верховными идеями — вселенной, души. Бога как главы духовного мира. Практический разум есть, след., способность идеального самоопределения или способность действовать сообразно вселенскому идеалу.