Дайзетцу Судзуки - Дзен-буддизм и психоанализ

В начале нашего века к психиатрам приходили в основном люди, страдавшие от определенных симптомов заболеваний. У них были парализованы конечности, наблюдались навязчивые симптомы, вроде мытья рук, или навязчивые мысли, от которых они не могли избавиться, — иными словами, они были больны в том смысле, в каком слово «болезнь» употребляется в медицине. Что-то мешало им функционировать в обществе так, как функционирует так называемая «нормальная личность». Представление о лечении соответствовало их представлению о болезни. Они страдали и хотели избавиться от подобных симптомов; «здоровьем» для них было отсутствие болезни. Их пожелания сводились к следующему: быть такими же, как любая средняя личность, иначе говоря, не быть несчастными, не испытывать больших затруднений, чем средняя личность нашего общества.

Такие люди по-прежнему приходят к психоаналитику за помощью, и для них психоанализ, как и раньше, представляет собой терапию, направленную на освобождение от болезненных симптомов и дающую возможность функционировать в обществе. Но если раньше такие пациенты составляли большинство посетителей, то сегодня они в меньшинстве в кабинетах психоаналитиков — быть может, не потому, что абсолютное их число сократилось, но потому, что их количество относительно меньше по сравнению со множеством новых «пациентов». Эти неплохо функционируют в обществе, они не больны в обычном смысле слова, но страдают от maladie du siecle, от той неудовлетворенности и внутренней омертвелости, о которой я говорил выше. Такие пациенты приходят к психоаналитику, не зная, от чего они в действительности страдают. Они жалуются на подавленность, бессонницу, на несчастливый брак, на отсутствие радости от работы и другие подобные затруднения. Обычно они верят в то, что вся проблема сводится к тому или иному симптому какой-то болезни — стоит от него избавиться, и все пойдет как надо. Однако они не видят того, что суть дела вовсе не в их подавленности или бессоннице, не в их супружестве или работе. Эти жалобы являются единственной сознательной формой, в которой наша культура позволяет им выразить нечто куда более глубокое — общее для самых разных лиц, думающих, будто им мешает тот или иной частный симптом. Общей для всех них причиной страданий является отчуждение человека от самого себя, от другого человека, от природы; ощущение того, что жизнь проходит, как песок сквозь пальцы, что мы умираем, в общем-то так и не прожив жизни; что жизнь безрадостна, несмотря на материальное изобилие.

Какую помощь может предложить психоанализ страдающим от maladie du siecle? Эта помощь отличается — и не может не отличаться — от «лечения», заключающегося в избавлении от болезненных симптомов, препятствующих функционированию человека в обществе. Для страдающих от отчуждения излечение заключается не в отсутствии болезни, но в наличии благоденствия.

Мы сталкиваемся с немалыми трудностями, пытаясь определить, что это такое. Пока мы остаемся в рамках фрейдовской системы, благоденствие определяется в терминах теории либидо, как способность к генитальной сексуальности либо, под Другим углом зрения, как осознание скрытой Эдиповой ситуации. Эти определения, по моему мнению, лишь внешне касаются реальной проблемы человеческого существования, обретения благоденствия целостным человеком. Любая попытка разрешить эту проблему должна выходить за рамки фрейдовского подхода, поскольку ведет к обсуждению, пусть всегда неполному, базисного понятия человеческого существования, что и послужило фундаментом гуманистического психоанализа. Только на этом пути мы можем найти основания для сравнения психоанализа и дзен-буддизма.

Первым подходом к определению благоденствия будет следующий: это бытие в согласии с природой человека. Если рассматривать это утверждение не чисто формально, то возникает вопрос: что такое бытие в соответствии с условиями человеческого существования? Каковы эти условия?

Человеческое существование ставит перед нами многие вопросы. Человек заброшен в этот мир независимо от его воли, он покидает его также не по своей воле. В противоположность животному, которое наделено инстинктами, «встроенными» механизмами адаптации к среде, и живет целиком в рамках природы, человек не имеет никакого подобного инстинктивного механизма. Он должен прожить свою жизнь, а не она им проживается. Человек пребывает в природе, и в то же время он трансцендирует за ее пределы. Он наделен самосознанием, он осознает себя как обособленное существо, что заставляет его чувствовать нестерпимое одиночество, потерянность, бессилие. Сам факт его рождения ставит проблему. В момент рождения человека жизнь задает ему вопрос, и он должен дать на него ответ, дать его каждым моментом своего существования. Не своим умом, не телом — отвечать должен он сом, личность, мыслящая и мечтающая, которая спит и ест, плачет и смеется, — целостный человек. Какой вопрос ставит перед ним жизнь? Его можно сформулировать так: как преодолеть страдание, закрытость, стыд, порожденные опытом обособленного бытия? Как найти единство с самим собой, с другими людьми, с природой? Человек должен найти какой-то ответ, и даже безумие есть некий ответ — преодоление ужаса обособленности путем отбрасывания реальности, жизни в собственной скорлупе.

Вопрос всегда один и тот же, ответы, могут быть разными, но сводятся они, по существу, к двум вариантам. Один состоит в преодолении обособленности и обретении единства посредством регрессии к состоянию, которое существовало до пробуждения самосознания, до его рождения. Другой ответ — это полное рождение, развитие самосознания, разума, способности любить — вплоть до выхода за пределы собственного эгоцентризма, достижения новой гармонии, нового единения с миром.

Говоря о рождении человека, мы обычно имеем в виду физиологический акт, происходящий примерно через девять месяцев после зачатия. Не следует переоценивать значимость такого рождения. Через неделю после появления на свет ребенок по многим важным чертам более схож с плодом в материнском лоне, чем со взрослыми мужчиной или женщиной. Уникально здесь лишь то, что перерезана пуповина, что ребенок приступил к первой деятельности — дыханию. Всякий разрыв первичных связей с этих пор возможен ровно настолько, насколько он сопровождается подлинной деятельностью.

Рождение — это не единичный акт, это процесс. Целью жизни является полное рождение, и как трагично, что большинство людей умирает, так и не родившись. Жить — значит ежеминутно рождаться. Смерть наступает с концом рождения. Физиологически наша клеточная система находится в процессе постоянного возрождения; психологически же большинство из нас в какой-то момент прекращают процесс рождения. Одни вообще являются мертворожденными: они живут физиологически, тогда как умственно стремятся к возвращению в лоно, в землю, в темноту смерти. Они безумны или почти безумны. Многие другие идут по пути жизни дальше. Но они не в состоянии целиком перерезать пуповину, они симбиотически привязаны к матери, к отцу, к семье, расе, государству, статусу, деньгам, богам и т. д. Они так никогда и не становятся самими собой, а потому никогда не рождаются целиком [36].