Майкл Даммит - Что такое теория значения?

Излагаемые сейчас соображения смыкаются с предшествующим анализом именно потому, что, как было отмечено ранее, форма условного сослагательного предложения является одной из тех операций, которые позволяют нам строить неразрешимые эффективно предложения. Почему кто-то должен считать, что контрфактическое предложение может быть просто истинным? Единственным возможным основанием может быть лишь его предположение о том, что в силу логической необходимости некоторое контрфактическое предложение или противоположное ему должно быть истинным (для некоторого условного предложения противоположным является условное предложение с одинаковым антецедентом, но противоположным консеквентом), однако он не считает, что необходимо существует какое-либо основание для истинности одного из этих предложений, такое основание, на которое мы обычно опираемся при утверждении подобных контрфактических предложений. Но ведь никто не мог бы разумно считать логической необходимостью то, что для любой пары условных контрфактических предложений одно из них должно быть истинным, однако мы весьма склонны принимать такое допущение в отношении некоторых таких пар. Причина заключается в том, что мы легко отождествляем истинность определенных утверждений, не содержащих открыто условных сослагательных предложений, с истинностью определенных сослагательных предложений, а ложность первых — с истинностью противоположных условных сослагательных предложений. Если же, далее, мы принимаем принцип двузначности для утверждений первого вида, то мы вынуждены соглашаться с тем, что для любого условного сослагательного предложения, соответствующего такому утверждению, либо оно само, либо противоположное ему предложение должно быть истинно.

Ясным примером утверждений, именно так связанных с условными предложениями, являются утверждения, приписывающие людям некоторые способности. Утверждение типа ”X способен к изучению языков” обычно проверяется наблюдением за тем, насколько быстро субъект овладевает иностранным языком. Если же теперь мы рассмотрим утверждение, относящееся к субъекту, который никогда не имел никаких контактов с языками, за исключением родного языка, то мы сталкиваемся с тремя возможными позициями по отношению к вопросу: ”Должно ли это утверждение быть истинным или ложным?”

(1) Ответ не обязательно должен быть утвердительным; вовсе не обязательно должен существовать определенный ответ на вопрос о том, как быстро изучил бы этот индивид иностранный язык, если бы однажды занялся этим.

(2) Лингвистические способности должны быть связаны с некоторой особенностью структуры мозга, которая в настоящее время нам еще не известна; мозг данного индивида либо обладает этой особенностью, либо не обладает ею; следовательно, данное утверждение должно быть либо истинным, либо ложным, независимо от того, узнаем мы когда-либо об этом или нет.

(3) Лингвистические способности не обязательно связаны с какими-либо физиологическими особенностями, тем не менее каждый отдельный человек обладает ими или нет; следовательно, данное утверждение должно быть либо истинным, либо ложным.

То обстоятельство, что истинность утверждения ”X способен к изучению языков” зависит от истинности утверждения ”Если бы X попытался изучить какой-либо язык, то он быстро добился бы успеха”, а его ложность — от истинности противоположного условного предложения, не является предметом спора между сторонниками указанных трех позиций: оно должно быть несомненным для всякого, кто понимает выражение ”способен к изучению языков”. Поэтому вопрос о том, необходимо ли, чтобы одно из двух противоположных условных сослагательных предложений было истинным, совпадает с вопросом о том, справедлив ли принцип двузначности для явно категорического утверждения "X способен к изучению языков”. Сторонник позиции (3), признающий, что нет никакой необходимости, чтобы в ситуации, когда антецедент условного предложения остается невыполненным, мы могли при достаточном знании распознать истинность самого условного предложения или противоположного ему, тем самым допускает, что одно из этих предложений может быть просто истинным. Сторонник позиции (2) ощущает обязанность защищать принцип двузначности для категорических утверждений, однако поскольку мысль о том, что условное контрфактическое предложение может быть просто истинным, кажется ему неприемлемой, постольку он признает необходимым, чтобы истинность или ложность утверждения, приписывающего некоторую способность данному индивиду, зависела от истинности или ложности утверждения другого типа, в частности, утверждения о физиологии. Сторонник позиции (1) разделяет с защитниками позиции (3) то убеждение, что нет необходимости, позволяющей нам квалифицировать категорическое утверждение как истинное или ложное, как бы много мы ни знали; однако поскольку вместе с защитниками позиции (2) он не хочет признавать возможность чисто истинных контрфактических предложений, постольку он решает дилемму, просто отвергая принцип двузначности.

Конечно, тот, кто поддерживает позицию (3), не обязан соглашаться с тем, что условное контрфактическое предложение может быть просто истинным. Он может отвергнуть это и заявить го, что делает утверждение ”Если бы X попытался изучить некоторый язык, то он быстро добился бы успеха” истинным (если, конечно, то, что оно истинно, есть истинность утверждения ”X способен к изучению языков”). Если такое заявление можно квалифицировать как отрицание того, что контрфактическое предложение способно быть просто истинным, то он должен считать, что утверждения типа "X способен к изучению языков” не связаны с условными сослагательными предложениями. Однако все это довольно бессодержательно, ибо тезис о том, что контрфактические предложения подобного рода не могут быть просто истинными, сводится к тривиальности: предметом спора вряд ли является тот факт, что мы действительно обучаемся применять предикаты типа ”способен к изучению языков” к тем, кто уже получает результаты определенным образом при соответствующих обстоятельствах, или к тем, кто, как мы имеем основания полагать, добился бы успехов при соответствующих обстоятельствах, так что это важнейший пример выражения, вводимого посредством условного (сослагательного) предложения. Следовательно, он должен согласиться с тем, что предложение ”X способен к изучению языков” действительно предполагает условное сослагательное предложение ”Если бы X попытался выучить язык, то он быстро добился бы успеха” в том смысле, что мы понимаем первое благодаря второму и что любое основание истинности одного из них является основанием истинности другого. Однако он может также возразить, что отсюда еще вовсе не следует, что категорическое предложение сводится к условному сослагательному предложению и что критерий того, что условное контрфактическое предложение является просто истинным, должен заключаться в том, что не существует никакого утверждения, истинность которого делает истинным контрфактическое предложение и которое само действительно не сводится к условному сослагательному предложению. Основание для отрицания того, что предложение ”X способен к изучению языков” сводится к соответствующему условному сослагательному предложению, т.е. что значение одного в точности равно значению другого, для него состоит только в том, что предложение "X способен к изучению языков” может быть, с его точки зрения, просто истинным, в то время как условное сослагательное предложение не может быть просто истинным. В общем, для любой случайной пары противоположных условных сослагательных предложений мы не можем предполагать, что одно из них должно быть истинным, однако относительно некоторых пар таких предложений мы принимаем такое допущение и поступаем так потому, что рассматриваем их как отражение устойчивой черты реальности, которой мы не можем наблюдать непосредственно. Допуская переход от условного предложения к категорическому, мы выражаем, с его точки зрения, именно это убеждение. Вот почему форма категорического предложения не просто сводится к форме условного предложения: она воплощает в себе допущение о том, что способность человека к изучению языка отображает некоторое устойчивое, но ненаблюдаемое непосредственно условие. Категорическую форму предложения можно правильно понять только в том случае, если видеть в ней воплощение такого допущения — допущения, на которое не опирается употребление условной формы предложения.