Виктор Кротов - Человек среди учений

Но философовед не годится в философы. Ведь у истинного, последовательного, не идеологизированного философоведения фирменным стилем является беспристрастность.

Объективность, беспристрастность, отстранённость – это ключевая стилистика философоведения. Во-первых, ему необходимо настаивать на объективности, чтобы обозначить научный подход к действительности. Во-вторых – чтобы обозначить свою теоретическую, аналитическую, историографическую позицию, свой взгляд сверху на любое учение и любую философствующую личность. В-третьих – чтобы не брать на себя ответственность за содержательную сторону рассматриваемых философских взглядов.

Тем самым философоведение старается совместить свои претензии на поиски и установление истины с отказом от участия в решении реальных проблем человека и человечества.

Панацея, которую хотело бы синтезировать философоведение, будь она выработана, оказалась бы абстракцией, с виду охватывающей всё, но на деле не помогающей ничему. В эту же ловушку может попасть (и попадает!) любое учение, если оно пытается объять собой всю философию, то есть взять дополнительно на себя и роль философоведения.

Трудно забыть недавнее, по историческим меркам, торжество "марксизма-ленинизма", "истмата" и "диамата" на одной шестой части суши.

Существует и ещё одно направление в философоведении, направление чисто аналитическое, декларирующее свой отказ от попыток выработать универсальную систему. Оно сосредоточено лишь на критическом рассмотрении различных учений. Сохраняя научную интонацию и претензию на объективность, оно даже не пытается искать общее (что всё-таки является существенным достоинством синтетического философоведения).

В философии символом такого исключительно критического направления стал античный скептицизм, который разоблачал все прочие учения, но имел мужество закончить свою критику разоблачением самого себя. Критическое философоведение до такой последовательной позиции благоразумно не доходит. Оно сохраняет за собой позицию научного анализа и любезно предлагает рассматриваемым учениям (если они ещё живы) следовать его примеру.

Меня всегда восхищала наивная уверенность философоведения, будто оно лучше разбирается в учении, чем те, кто им руководствуется.

Но даже в естественных науках всё более осознаётся невозможность полностью исключить субъективный подход к исследованию. Когда-нибудь наука придёт к осознанию особой ценности такого подхода. Что же касается философоведения, его претензии на объективность могут играть лишь чисто декоративную роль.

Насколько прочны эти декорации, можно судить по тому, как философоведение, не переставая декларировать объективность и беспристрастие, время от времени неумолимо попадает в услужение то к одной, то к другой идеологии. Его критический пафос вполне органично превращается в оружие истребления противников. А тайная мечта о панацее верно служит упрочению одного или нескольких догматов, которые и выдвинуты идеологией в качестве основных устоев.

o Другой вариант – абсолютизация главного идеолога и всего, им изречённого.

Впрочем, каждая идеология легко обзаводится своим философоведением – и их противоборство по-новому (на более военизированном уровне) воссоздаёт то соперничество, которое существовало между учениями, превратившимися в идеологии.

Это уже тема для социологов и политологов. Здесь разворачивается борьба за массы, за общественное мнение – и по-прежнему остаются в стороне мои, твои и его интересы, интересы отдельного человека, идущего по своему жизненному пути.

У одного научного учёного академика, которого звали Сидор Сидорович Сидоров, была удивительная подсказочная книга. Она была толщиной в три тысячи страниц, и к ней прилагалось сто лазерных дисков, на которых помещалось ещё триста тысяч страниц, только компьютерных. Там говорилось обо всём на свете.

Сидор Сидорович сам составил этот подсказочный справочник из всех научных книг, какие только существуют. Конечно, ему помогал весь академический институт, которым он руководил, но называлась книга "Словарь-справочник Сидора Сидоровича Сидорова". Сам он говорил просто и скромно: "мой словарь". Его внучка называла дедову книгу просто сказочной. А сотрудники академического института называли её сокращённо "Ссссс". И была эта сказочная-подсказочная книга выпущена пока в одном-единственном экземпляре, потому что её надо было ещё дополнять самыми свежими знаниями.

Когда Сидору Сидоровичу нужно было что-нибудь узнать, он сразу заглядывал в свой подсказочник – и узнавал. Когда он не знал, что надо делать при таких-то и таких-то обстоятельствах, тоже заглядывал – и узнавал. Даже когда не знал, как надо жить (у каждого случаются в жизни такие минуты), заглядывал туда – и узнавал. Вот такая была полезная книга.

Однажды Сидор Сидорович сидел дома и отвечал на вопросы своей внучки. Она была вся в деда, и кроме него никто не мог ей на всё ответить. И вот спросила его внучка:

– А бывают ангелы?

Заглянул академический дедушка в свой подсказочный словарь и отвечает:

– Нет. Здесь жирным шрифтом написано, что ангелов не бывает.

Тут к ним в окно влетел красивый светящийся ангел, покашлял смущённо и говорит с улыбкой:

– Извините, только мы бываем. Почему же нет?

Академик включил компьютер, вставил лазерный диск на букву "А", посмотрел на экран и возразил:

– Нет. Здесь точно написано, что вас не бывает.

– Жаль, – говорит ангел. – Я хотел вас, Сидор Сидорович, взять полетать среди звёзд, чтобы вы запаслись самыми свежими научными данными, которых ни у кого ещё нет.

А внучка к ангелу на колени забралась, по пёрышкам его крылья гладит и советует:

– Конечно, полетай, дедушка. Я бы сразу согласилась, только вот научными данными запасаться не умею.

Выключил академик компьютер, закрыл свой подсказочный справочник, подумал-подумал – и согласился. При условии, что внучка будет хорошо себя вести, пока он с ангелом летает.

Вернулся он очень радостный и много раз с тех пор рассказывал внучке про звёзды, про ангелов и про всякие необычные вещи, которых ни в одном справочнике не найдёшь. И надо же – подсказочная книга словно почувствовала это и куда-то пропала. Просто удивительно: куда же такая толстая книга могла завалиться? Но ещё удивительнее, что Сидор Сидорович Сидоров об этом совершенно не жалел.

Теперь, когда мы отделили философоведение от философии, можно улыбнуться тем чрезмерным претензиям, в которые порою облекается философоведение, как в карнавальную королевскую мантию. Но вместе с тем можно уверенно сказать, что философоведение – вещь очень нужная. Нужная, прежде всего, как сфера наблюдения за происходящим в философии. Как область критики. Как образовательное направление. Как та сопутствующая любому искусству часть культуры, которая изучает, поддерживает и оценивает значительность творческих событий.