Жюльен Бенда - Предательство интеллектуалов

Эту истину хорошо понимает церковь, и притом вместе с вытекающим из нее следствием: что любовь между людьми можно водворить, только развивая в них восприимчивость к абстрактному человеку и подавляя интерес к человеку конкретному; направляя их к метафизическим размышлениям и отвращая от изучения истории (см. у Мальбранша). Образ действий, прямо противоположный поведению современных интеллектуалов; но они опять-таки нисколько не стремятся водворять любовь между людьми.

С таким же успехом она усваивает национальный дух, если это, как ей представляется, служит ее интересам: тому свидетельство – «национал-социалистская» партия.

Некоторые националисты, трезво оценивая все достоинства космополитизма и желая воздать ему дань уважения, но не в ущерб национализму, заявляют, что космополитизм – это «просвещенный национализм». Поль Бурже, который дает такое определение («Paris-Times», juin 1924), иллюстрирует его на примере Гёте и Стендаля: «…первый всецело оставался немцем даже в своих попытках объять умом развитие французской мысли, второй всецело оставался французом и тогда, когда стремился постичь Италию». Я спрашиваю себя, в чем же эти два корифея, оставаясь один всецело немцем, а другой всецело французом, выказали хоть малейший «национализм», пускай и просвещенный. Бурже явно путает понятия «национальный» и «националистический».

У малых наций Восточной Европы издания, содержащие национальную пропаганду, почти все представляют собой поэтические антологии; лишь в редких случаях это произведения мыслителей. – Эмиль Бутру, выступая в августе 1915 года в Комитете «Сердечного согласия»*, высказал осуждение народам, придающим слишком большое значение разуму, который «сам по себе стремится стать единым и общим для всех наделенных познавательной способностью существ».

«Les Nouvelles littéraires», 25 sept. 1926.

Вот образчик эквилибристики, к которой прибегают эти теологи, чтобы согласовать христианское слово с проповедью национального партикуляризма: «Мы хотим установить положительную связь между идеалом универсализма и нынешней реальностью национальной формы – формы всякой жизни, в том числе и христианской» (пастор Витте, цит. по: A. Loisy. Guerre et religion, р. 18). Для подобных умов квадратура круга, видно, проще простого.

Показательно также, что церковь вот уже двадцать лет как заменила заповедь

Убийства не совершай

Ни деянием, ни попущением

на:

Убийства не совершай

Без права или по произволу.

См., однако, нашу теорию моральных рас, в предисловии к изданию 1946 года.

Например, в следующем пассаже Боссюэ: «Если мы обязаны любить всех людей и если для христианина в действительности не бывает чужих, то мы тем более должны любить своих сограждан. Всякая любовь к себе самому, к своей семье и друзьям обращается в единую любовь к своему отечеству...» (Bossuet. Politique tirée de l’Ecriture sainte, I, vi). Заметьте: «Всякая любовь к себе самому...» Это прямое подтверждение афоризма Сент-Эвремона: «Любовь к отечеству есть, в сущности, любовь к себе». Церковь, кажется, только и желала бы (см. опрос по поводу церкви и национализма, проведенный журналом «Lettres» в 1922—1923 годах), чтобы патриотизм продолжали представлять исключительно в аспекте любви, что позволило бы ей возвысить эту страсть, как того требует ее популярность, не нарушая христианского принципа. Да вот беда: люди рассудочные напоминают церкви, что патриотизм – не только любовь, что он несет в себе «ненависть к чужому» (Maurras. Dilemme de Marc Sangnier). Кто избавит нас от правдолюбов?

A. Lugan. La Grande Loi sociale de l’amour des hommes, liv. II, сhap. III.

Le P. Ollivier. Les Amitiés de Jésus, р. 142.

Dictionnaire apologétique de la foi catholique (1919), art. «Patrie». Отметим на редкость практический дух приведенного нами отрывка, готовность любить только тех, кто что-либо сделал для нас.

Loisy. Guerre et religion, р. 60. – Однако и некоторые церковнослужители высказываются в том же духе (см.: Guillot de Givry. Le Christ et la Patrie, sub fine).

Как итальянский фашизм, так и русский большевизм, мы знаем, поддерживают автора «Размышлений о насилии»; действительно, последний проповедовал классовый эгоизм как бы в общем виде, не отдавая предпочтения (формально, по крайней мере) интересу того или иного класса. Есть в его проповеди эгоизма своеобразная беспристрастность, не лишенная благородства, которой не унаследовали его ученики.

И даже Иисуса Христа. «Я хотел показать, – пишет Р. Жоанне (op. cit., p. 153), – сколь большую долю христианства содержит чистый буржуазный тип. Обременять во имя Христа буржуа как такового представляется мне довольно рискованным парадоксом». Впрочем, автор не приводит текст Евангелия, а ссылается лишь на нескольких толкователей святого Фомы, которых он превозносит за «архиреалистическое понимание проблем» и которые, вероятно, воплощают в его глазах мысль Христа. Произведение Жоанне – один из ярчайших примеров стремления современного интеллектуала идеализировать практический разум. (О христианской концепции собственности см.: le P. Thomassin. Traité de l’aumône.)

Пожалуй, можно сказать, что для христианской теологии буржуазное сословие – это функция, а не ступень.

Принципиальная позиция церкви в данном вопросе (я говорю «принципиальная», поскольку, если постараться, можно отыскать тексты, подтверждающие противоположный тезис; но любопытно опять же само это старание), на мой взгляд, определена вот в этих строках: «Мальбранш, как и Боссюэ, склоняет к мысли, что неравенство и несправедливости в обществе суть следствия греха, а посему их надо терпеть и сообразовать с ними свое внешнее поведение... Не стоит даже пытаться исправлять эти несправедливости иначе, как через милосердие, ибо мы наверняка нарушили бы мир и, скорее всего, не получили бы никакого результата. Но в глубине души не дóлжно придавать этим обстоятельствам и условиям никакого значения; ибо истинная жизнь не здесь (H. Joly. Malebranche, р. 262).

О связи суждений Дюркгейма и французских традиционалистов см.: D. Parodi. La Philosophie contemporaine en France, p. 148.

«Одна Германия вправе судить о своих методах» (майор фон Дитфурт, ноябрь 1914 года). – Философия национальной морали представляется главным образом немецкой. Не примечательно ли, что Гегель и Целлер категорично утверждают, будто Платон в «Государстве» дал определение блага, действительное лишь для греков, а не для всех народов? (См.: P. Janet. Histoire des idées politiques, t. I, p. 140.)