Марк Твен - Кто же ты, человек? (Что такое человек)

Y.М.Вы думаете, что множество глупых животных способны думать?

О.М.Да — слоны, обезьяны, лошади, собаки, попугаи, ара, пересмешник и множество других. Слон, товарищ которого провалился в яму, кидал туда грязь и мусор до тех пор, пока уровень не поднялся достаточно высоко, чтобы пленник выбрался, был наделен умственными способностями. Я думаю, что все животные, которых можно научить каким-либо вещам через учебу и дрессировку, должны знать, как наблюдать, складывать две вещи вместе и делать вывод — процесс мышления. Можешь ли ты научить идиота обращаться с оружием, наступать, отступать, по твоему приказу участвовать в учебным маневрах?

Y.М.Нет, если он полный идиот.

О.М.Канарейкам это все под силу; собак и слонов можно научить многим изумительным вещам. Они обязаны уметь подмечать, складывать подмеченное вместе и говорить себе: «Теперь я понял: когда я поступаю так и так, согласно заказу, меня хвалят и кормят; когда я ослушиваюсь, меня наказывают.» Блоху можно научить почти всем вещам, которые умеет делать конгрессмен.

Y.М.Даже допуская, что тупые животные могут думать скудным образом, есть ли среди них такой, который бы мыслил на более высоком уровне? Который мог бы уподобиться человеку?

О.М.Да. Как мыслитель и проектировщик, муравей стоит наравне с любым племенем дикарей; как знаток-самоучка в нескольких искусствах, он превосходит любое племя дикарей; и в одном или двух умственных способностях он находится на недосягаемой высоте от любого человека, цивилизованного или дикаря!

Y.М.Побойтесь Бога! Вы разрушаете интеллектуальный барьер, разделяющий животное и человека.

О.М.Я прошу твоего прощения. Нельзя упразднить то, чего не существует.

Y.М.Вы это не всерьез, я надеюсь. Вы не можете всерьез настаивать на том, что такого барьера нет.

О.М.Кроме шуток. Случаи с лошадью, чайкой, птицей и слоном показывают, что эти создания смогли сопоставить две вещи вместе, как бы поступил на их месте и Эдисон, и сделать из них выводы, как сделал бы и Эдисон. Их умственная машина была такой же, как и у него, и образ ее работы не отличался. Их снаряжение было, разумеется, ниже по качеству, чем страсбургские часы, но это и было единственной разницей — никакого барьера нет.

Y.М.Это выглядит невыносимо правдиво и оскорбительно. Это поднимает тупых животных на…

О.М.Давай забудем об этом слове и будем называть их Не Явившие себя Создания; насколько нам пока известно, тупых животных не существует.

Y.М.На основании чего вы это заявляете?

О.М.Все очень просто. «Тупое» животное подразумевает животного без умственной машины, без понимания, без речи, без способа передать, что у него на уме. Мы знаем, что у курицы ЕСТЬ речь. Мы не понимаем всего, что она кудахчет, но мы легко узнаем две или три фразы. Мы понимаем, когда она говорит: «Я снесла яйцо»; мы понимаем, когда она сообщает цыплятам: «Бегите сюда, я нашла червяка»; мы знаем, когда она предупреждает их о опасности: «Торопитесь, быстрее, соберитесь под матерью, ястреб пролетает!» Мы понимаем кошку, когда она потягивается, журча с привязанностью и удовлетворением и приподнимая свой мягкий голос: «Давайте, котята, ужин готов»; мы понимаем, когда она причитает: «Где они могут быть? Они потерялись. Помогите мне найти их?» и мы понимаем постыдного Тома, когда он зовет ее в полночь со своего ангара: «Иди сюда, ты, плод распутных связей, у тебя шерсть на дыбы встанет!» Мы понимаем несколько фраз собаки и мы учимся понимать несколько фраз птиц или других животных, которых мы одомашнили. Ясность и точность разговоров куриц мы понимаем как довод в пользу того, что она может передавать своим сородичам сотни вещей, которые мы не разбираем — короче говоря, она способна разговаривать. И этот довод также применим и ко всем другим видам армии Не Явивших себя. Как это похоже на человеческое тщеславие и пустозначимость обозвать животных тупыми только потому, что они кажутся ему таковыми из-за его неуклюжего восприятия. А теперь о муравье…

Y.М.Да, поведайте мне о муравье, создании, которое — как вам кажется — отметает последние остатки барьера между человеком и Не Явившими себя.

О.М.Все так и есть. За всю свою историю абориген из Австралии не додумался построить себе дом. Муравей же — удивительный архитектор. Крохотное создание, которое строит прочные и устойчивые дома 8 футов высотой — дом, который больше него самого во столько же раз, во сколько самый большой капитолий или собор в мире больше человека. Ни одно племя дикарей не сконструировало такую гениальную архитектуру. Ни один цивилизованный народ не порождал архитекторов, способных построить такое же приспособленное для жилья строение. Дом включает в себя комнату королевы; детские сады для малышей; амбары для еды; квартиры для ее армии, рабочих, и так далее, и разнообразные холлы и коридоры, которые сообщают их между собой, организованы и проведены с обученным и наметанным глазом для их удобства и пригодности.

Y.М.Это может быть просто инстинктом.

О.М.Он бы вознес дикаря, если бы тот его имел. Но давай взглянем еще пристальней, прежде чем вынесем вердикт. У них есть солдаты — батальоны, полки, армии; у них есть назначенные капитаны и генералы, ведущие их в битву.

Y.М.Это тоже, должно быть, инстинкт.

О.М.Идем дальше. У них есть система правительства; она грамотно продумана, искусна, и работоспособна.

Y.М.Опять инстинкт.

О.М.У них толпы рабов, а их королева — несправедливый и жестокий деспот, использующий рабский труд.

Y.М.Инстинкт.

О.М.у них есть коровы, которых они доят.

Y.М.Конечно, инстинкт.

О.М.В Техасе они раскидывают ферму 12 футов в квадрате, засеивают ее, избавляют от сорняков, выращивают, собирают урожай и хранят его.

Y.М.Опять-таки инстинкт.

О.М.Муравей отличает друга от незнакомца и по-разному к ним относится. Сэр Джон Луббок взял муравьев из двух разных гнезд, напоил их виски и положил их, бессознательных, рядом с одним из гнезд, неподалеку от воды. Муравьи из гнезда вышли к ним навстречу, изучили и обсудили этих постыдных созданий, затем завели своих товарищей в гнездо, а незнакомцев вышвырнули в воду. Сэр Джон провел этот опыт несколько раз. Некоторое время трезвые муравьи заносили своих пьяных товарищей в гнездо — как они и поступили в первый раз — довели друзей до дома, а незнакомцев вышвырнули. Но в конце концов у них лопнуло терпение, потому что их товарищи продолжали в том же духе, и они и незнакомцев, и своих друзей бросили за борт. Разве это инстинкт, или это содержательное и разумное обсуждение чего-то ранее невиданного — абсолютно нового — для их опыта? С вынесенным вердиктом, принятым решением, приведенным в исполнение? Это ли инстинкт? — мысль, окаменевшая за годы привычки — или совершенно новая мысль, вдохновленная новым происшествием и обстоятельствами?