Эмиль Бутру - Наука и религия в современной философии

Итак, не столько науку и религию в собственном смысле слова, сколько дух науки и дух религии должны мы сопоставить друг с другом.

Необходимо кроме того отметить, что удобная система непроницаемой переборки, вошедшая в такую моду к концу прошлого века, при современных условиях уже более не годится. Раз борьба идет не только между двумя доктринами, раз один строй души выступает против другого, то для человека, желающего быть личностью, т. е. единым и разумным сознанием, совершенно не мыслимо принять с одинаковой готовностью оба принципа, оспаривающие господство над умами, без всякого их сопоставления. Но то, что не мыслимо по отношению к индивидууму, еще менее мыслимо по отношению к обществу в его целом, которое также есть своего рода сознание, и суждение которого менее зависимы от случайных обстоятельств, нежели суждение индивидуума. Таким образом, вопрос об отношении между религией и наукой становится в настоящее время более чем когда — нибудь важным и роковым.

В прежнее время могло бы показаться безразличным, что рассматривать на первом месте: религию или науку. Теперь это уже не так. Наука, употребляя ходячее выражение, «эмансипировалась». Если раньше достоверность ее покоилась на известных метафизических принципах, при помощи которых она группировала явление природы, то теперь она нашла в опыте свой собственный имманентный принцип, не нуждающийся ни в чьем содействии, кроме здравого смысла, для того чтобы установить как фактический материал науки, так и законы, упорядочивающие этот материал. В результате наука стала практически самодовлеющей, как в своей исходной точке, так и в своем развитии, и отныне основной особенностью научного духа является то, что он признает опыт единственным отправным пунктом исследования, единственным источником познания. Таким образом в глазах ученого наука есть нечто первоначальное и абсолютное, и напрасно стали бы мы требовать от него, чтобы он согласовал ее с чем бы то ни было. Она дала обет согласоваться с фактами и только с ними одними. Если мы хотим говорить на языке, понятном для науки, мы должны усвоить себе ту точку зрения, на которой она стоит.

К тому же в наши дни наука является атакующей стороной. Не подлежит сомнению, что сознание современного человека покорено наукой, достоверность которой представляется нам безусловно очевидной. Поэтому вопрос об отношении духа науки к духу религии встает в нашу эпоху в следующей форме: верно ли, что дух науки, выдающий себя устами некоторых своих представителей за отрицание духа религии, исключает этот последний, или же, несмотря на кажущуюся несовместимость, они могут существовать параллельно?

Но прежде чем приступить к этому вопросу, мы должны определить точнее, что же такое этот научный дух и какие последствия вытекают из его господства среди людей.

Благодаря трудам Декарта, а также Конта, дух науки был, по-видимому, раз навсегда определен логическими условиями познание и природою человеческого разума. Для Декарта это особый прием рассматривать вещи, пользуясь уловкой, позволяющей сводить их прямо или косвенно к математическим элементам; для Конта это утверждаемая a priori необходимая связь между явлениями в пространстве и времени. Вооружившись этими принципами, разум с новым рвением пустился открывать законы природы; и достигнутый им на этом поприще успех мог лишь укрепить его веру в то, что отныне он обладает вечной и абсолютной формой истины. Однако мнение это должно было уступить место другому, после того как ближе исследовали способ возникновение науки, а также условия ее развития и ее достоверности.

В настоящее время является, по-видимому, прочно установленным, что дух науки нельзя рассматривать, как нечто готовое и данное; он образуется и преобразуется, по мере Того как создается и прогрессирует наука. С одной стороны, интеллект создающий науку, не может быть выделен из вещей, подобно тому как мы выделяем известный элемент из сложного химического соединения. С другой стороны, продукты научного труда оказывают обратное влияние на самого работника; то, что мы называем категориями рассудка, есть лишь совокупность привычек, которые разум усвоил себе, стараясь овладеть явлениями. Он приспособляет их к своим целям и сам приспособляется к их характеру. Согласие устанавливается путем компромисса. Таким образом, научный дух не есть уже более прокрустово ложе, по мерке которого приходится искусственно вытягивать явления. Это живой и пластичный интеллект, развивающий и определяющий себя, подобно органам нашего тела, самим своим функционированием, самою работой, которую ему приходится выполнять для осуществление своей задачи.

Две идеи, возникшие в эпоху возрождения, особенно сильно способствовали, по-видимому, самоопределению научного духа в том смысле, в каком он развивается в настоящее время: с одной стороны желание овладеть, наконец, достоверными познаниями, способными сохраняться и возрастать; с другой стороны притязание оказывать на природу активное воздействие. Современная наука полагает, что она в состоянии достигнуть обеих этих целей, избрав своим неизменным и единственным принципом опыт.

Дух науки есть по существу своему признание факта, как источника, нормы, меры и поверки всякого познания. Однако то, что наука называет фактом, не есть просто данная реальность: это реальность констатированная или, по крайней мере, поддающаяся констатации. Ученый, задаваясь целью констатировать известный факт, смотрит на него извне, видит его таким, каким он представился бы всякому другому уму, движимому исключительно жаждой познания. В этом смысле он и старается выделить данный факт, фиксировать его, обозначить, выразить при посредстве известных символов, и, если возможно, его измерить.

В каждой из этих операций, разуму принадлежит очень существенная роль, но роль эта состоит лишь в такой обработке данного, которая делает его по возможности приемлемым для всякого разума. В то время как первичное данное есть лишь впечатление, лишь индивидуальное чувство, то произведение искусства, которым замещает его наука, есть определенный, для всех одинаковый объект, камень, пригодный для построение здание безличной науки.

Так ощупью, путем бесчисленных колебаний, приспособилось к вещам и научно определилось античное стремление философского духа к познанию бытия в себе или неизменной субстанции вещей.

Но этим дело не ограничивается. Размышляя над опытом, разум спрашивает себя, ограничивается ли роль этого последнего доставлением фактов, или же является возможность, руководствуясь одним только опытом, превзойти факт в собственном смысле этого слова и достигнуть того, что мы называем законом. Прежде полагали, что законы диктует материи интеллект: теперь хотят вывести законы из самих вещей. Этим не предполагается еще, что законы заключены там в совершенно готовом виде, так что их остается только извлечь. Но если научный факт создается путем взаимодействия между познанием и активностью познающего разума, то, быть может, сами факты возможно переработать таким, образом чтобы они превратились в законы.