БЕННО ХЮБНЕР - ПРОИЗВОЛЬНЫЙ ЭТОС И ПРИНУДИТЕЛЬНОСТЬ ЭСТЕТИКИ

[115]

статировать, что человек появился как существо, выде­ляющееся среди прочих живых существ, подчиненных каузальному детерминизму, и способное детерминиро­вать себя телеологически 4, способное действовать в мире сверх удовлетворения непосредственных физических потребностей и репродукции, способное изменять мир, созидать культуру. Скука означает отчуждение Я от мира, психическую пустоту, слишком долго затянувше­еся «некоторое время», и в качестве непосредственного ответа она может потребовать игру, чтобы создать со­стояние психической аффектации и преодолеть бездну между Я и миром. Скуку можно понимать и как дисанцирование от мира, как свободное пространство, про­странство игры, как мгновенное состояние, когда Я, с одной стороны, освобождено от каузально-детермини­стской мирской зависимости, а, с другой стороны, еще не опосредовано телеологической связью с миром. Та­ким образом, скука способна вызвать те процессы вос­приятия и сознания, благодаря которым Я принимает мир в качестве событий в их временном измерении и способно быть аффицированным, вовлеченным в эти события. Позитивная или негативная вовлеченность [Betroffenheit*] является однако предпосылкой того, что Я с его способностью антиципировать события мира стремится влиять своей деятельностью на мир таким образом, чтобы вызывать позитивное и предотвращать негативное.

Если скука как мета-физическая нуждаемость чело­века является a priori человеческой прибавочной дея­тельности вообще, то вовлеченность в мир, в события мира является предпосылкой того, чтобы деятельность осуществлялась уже не только эстетически, лишь ради

*Это слово и зависимости от контекста переводится здесь как «вовлеченность», или «озадаченность», или «причастность».

[116]

психического возбуждения, как игра, но чтобы посред­ством деятельности в мире что-то приводилось в дви­жение. Деятельность вследствие вовлеченности согла­суется с миром, конкретизируется и основывается на нем, a telos ,цель деятельности, состоит в том, чтобы вы­зывать те изменения в мире, которые превращают нега­тивную увлеченность миром в позитивную, или чтобы обеспечивать и упрочивать те состояния мира, которые вызывают позитивную вовлеченность 5. Это значит, что изменение мира осуществляется ради определенного психического изменения так же, как и сохранение мира осуществляется ради сохранения психического состоя­ния. Чтобы вовлеченность происходила так, что чело­век мог бы деятельно реагировать на нее, не бросался, например, в безрассудное бегство от демонов, но влиял на нее, пытался овладеть ею, нужно чтобы он мог опере­жать события в мире, чтобы он обладал способностью предугадывания каузальных, развертывающихся во вре­мени отношений между вещами. Короче говоря, он дол­жен обладать способностью вовлекаться в мир не толь­ко актуальными чувственными восприятиями, но и пред­ставлениями, идеями о том, как мир может быть иным, лучшим, более приятным, дружественным, красивым, теплым, невраждебным, справедливым, нетягостным. И при всей своей слабости по отношению к миру в широ­ком смысле слова, который воспринимается первона­чально как могущественный и враждебный, человек дол­жен уже полагаться также на осознание и ощущение сво­ей собственной силы, своих собственных возможнос­тей, даже если они в анимистические и магические вре­мена были еще ограничены «всесилием мыслей» (Фрейд) 6и по существу на самом деле еще ничего не могли противопоставить им.

Лишь на основании совместной игры чувственного восприятия и идеального представления, а также выз-

[117]

ванного ими аффицирования деятельность возможна и в смысле определения цели, telos'a ,и в смысле мотива­ции (увлеченность восприятием и представлением). Если учесть, как утверждал Хейзинга, и в чем я с ним согласен, что игровая деятельность предшествовала де­ятельности полезной (магической и технической), что в примитивных культурах наряду с производством ору­дий труда существовала художественная деятельность в виде раскрашивания лиц и тел, пещерной живописи, орнаментального украшения домашней утвари и т. п., то можно констатировать, что аффицирования, исходящие от чувственных восприятий и идеальных представле­ний о мире (природе и людях), инициируют не только полезные или видимо полезные действия, но и беспо­лезные, эстетические, по видимости излишние, дей­ствия, происходящие по ту сторону борьбы за существо­вание. Аффицирования, вызванные восприятиями и представлениями (страх, радость, ужас, удовольствие и т. п.), и инициируемые ими действия относятся к ши­рокому спектру всего того, чем человек может быть зат­ронут и от чего он, в случае негативной вовлеченности, хотел бы освободиться, пытаясь так изменить положе­ние дел, чтобы оно соответствовало его лучшим и наи­более приятным представлениям. Впрочем, Умберто Матурана говорит об эстетике в смысле восприятия ес­тественно-прекрасного и способности умиления, кото­рые есть даже у животных, в частности у белок, поведе­ние которых он наблюдал при заходе солнца в Роки-Маунтине. Разве что животные, в данном случае белки, не могут изменять окружающий их мир, придавать ему вид, сообразный лучшему эстетическому чувству.

Так, примитивный человек периода анимизма, по­жалуй, наиболее ранней стадии человеческой культу­ры, познавал мир (природу, животных, деревья, плоды, солнце, луну, небо, людей) не как то, что есть само по

[118]

себе, но как то, что на него действует. Он проецировал психические состояния (испуг, страх, удовольствие) на вещи, т. е. приписывал свои чувства вещам как их свой­ства или, другими словами, анимировал, одушевлял, оживлял мир своей anima ,своей душой. Прежде чем человек, вынужденный практически приноравливаться к миру, мог познавать этот мир как то, что он есть сам по себе, он воспринимал мир сквозь призму его враждеб­ности или дружелюбности. Это приписывание психи­ческих аффицирований вещам мира в качестве их свойств и одновременно их психическая интериоризация, закрепление за ними определенного значения име­ло следствием тот факт, что примитивный анимисти­ческий человек, а на более высоких ступенях сознания и познания соответственно человек мифологический, религиозный и идеологический, а также человек совре­менный (вспомним о фундаменталистах, например ха­сидах) аффективно опосредован миром. Это психичес­кое приписывание качеств вещам мира вело к тому, что поведение и деятельность людей во многих областях имели иррациональный характер, и чем меньше они ос­новывались на фактических когнитивно-каузальных связях вещей мира, тем меньше это оказывало воздей­ствие на действительность, имея лишь психический эффект. Чем более человек был вовлечен в мир аффек­тивно, психически, тем менее эффективна в сегодняшнем сциентистском смысле была его деятельность. Это, в свою очередь, никак не означает того, что человек, об­ращающийся к магическим практикам, владеющий кол­довским искусством и др., чувствовал себя менее защи­щенным по отношению к природе, чем человек сегод­няшний, оснащенный технологической мощью. Напро­тив, одновременно с демонизацией природы человек в магии, колдовских танцах и других практиках создавал типы действий или техники овладения демонами, спо-