БЕННО ХЮБНЕР - ПРОИЗВОЛЬНЫЙ ЭТОС И ПРИНУДИТЕЛЬНОСТЬ ЭСТЕТИКИ

Человечество не явилось в мир с моральным зако­ном, тем более с законом, запрещающим разрушение природы (это — проблема, вставшая перед нами теперь только вследствие нашего возросшего потенциала могу­щества и силы). Скорее всего, как и многое другое, люди создали законы общения с другими людьми и природой лишь в ходе истории и в соответствии с их действи­тельными возможностями познания и деятельности.

Следовало бы спросить, каковы специфические ан­тропологические условия, дающие или давшие челове­ку возможность освободиться от непосредственной физической сплетенности с природой, от животной де-

[19]

терминированности ею и действовать так, что он своей деятельностью в мире по отношению к природе и лю­дям мог способствовать чему-то позитивному или пре­дотвращать нечто негативное? Затем, как такая деятель­ность, обусловленная представленной целью, нередко от­срочивающая непосредственное удовлетворение потреб­ностей, стала нормой общественной деятельности? Я считаю, что Хёсле опирается на ложную аналогию, ког­да исходя из действенности законов природы, существу­ющих независимо от человеческой воли, независимо от человека вообще, предполагает также существование независимого от человека нравственного закона. При­менительно к человеку я бы сказал, что закономерность природы прекращается как раз там, где природа произ­вела человекоподобных, одаренных разумом существ, которые телеологически сами себя определяют, созда­ют свои собственные законы и тем самым способны выс­вободиться из непосредственного каузального плена природы. Словом, природный детерминизм произвел на свет людей как телеологических существ или, точ­нее, существ, осознающих telos .

Что же касается каузального и телеологического ти­пов мышления в области эстетики, упомянутых выше, то как раз их отрицание породило сегодняшнюю эстети­ку в качестве компенсации метафизической утраты те­леологии. Под телеологией здесь я понимаю поставлен­ную на метафизическую основу гетерономную ТЕЛЕ­ОЛОГИЮ, т. е. ТЕОЛОГИЮ. Другой вопрос заключа­ется в том, не определяют ли современные свободные художники своим искусством telos цель себе самим, и не хотят ли они тем самым достичь силы воздействия, выходящей за пределы простой функции очарования искусством? При этом я думаю о таких ангажирован­ных обществом и увлеченных экологической тематикой художниках, как Бойс, Шмидт-Пфайл и Арруди в Ис-

[20]

пании. Но с тех пор, как живописцы обладают лицензи­ей писать не ландшафты, а картины, многие художники и эстеты слепы к тому, что причиняет боль, обладая анэстетизацией [anästhetisiert] к нужде и человечески не­обходимому [not-wendiges] образу действия 4. Это же касается и большинства постмодерных архитекторов. Один известный испанский архитектор в ответ на кри­тику — мол, его жилища в одном.жилом комплексе Мад­рида непригодны для проживания - лишь цинично зая­вил: я не строю жилища, я создаю архитектурные про­изведения.

В соответствии с этим очевидно, почему современ­ная философия, интересующаяся проблемами челове­ка и, прежде всего, экзистенциальными проблемами се­годняшнего времени, времени плюралистичного, гете­рогенного и многими уже некрологизируемого пост­модерна ,разделяется на два направления: этическая и эстетическая. Я не буду принимать во внимание другие философские направления, которые именуют себя пост­модерном ,хотя по существу их нужно было бы обозна­чить как премодерн, поскольку насчет апории автоном­ного человека они не имеют иного ответа, кроме нового регрессивного снятия автономии в духе христианской гетерономии (Лёве, Козловски). Мы обойдем молча­нием и ту часть сект, успешно оперирующую ритори­ческими ухищрениями, которые через своих продавцов смысла (в меркантильном значении слова продавать )бесстыдно эксплуатируют метафизический дефицит сегодняшнего человека для своего собственного обога­щения. Не укладываются в какое-то одно из двух ны­нешних философских течений и такие философы, как, например, Люббе и Марквард. Последний выпадает из предложенной биполярной систематизации уже на ос­нове его самоопределения в качестве «компетентного в некомпетентной компенсации философией». Не укла-

[21]

дывается в указанную дихотомию и данная книга. Марквард, как и большинство философов и поэтов Нового времени и наших дней (от Баумгартена, Шлегеля, Шил­лера, Гете, Бодлера, Ницше, Киркегора до Адорно, Лио­тара, Ваттимо, Вельша и др.), рассматривает эстетику в качестве следствия и компенсации распада метафизи­ки, как следствие расколдовывания модерна, требую­щего нового околдования искусством. С другой сторо­ны, он ратует за полимифы, обычаи, историю, чтобы найти противовес метафизическому остыванию и от­чуждению, утрате интимного отношения сегодняшнего человека к миру 5.

Поскольку Бог как Троица Истины-Добра-Красоты уже не является для человека мерилом того, что есть ис­тинное, доброе и красивое, решаются эти вопросы по ус­мотрению самого человека. Если бы не было автономно­го, мета-физически открытого человека, который должен теперь сам определять, что ему делать со своей мета-фи­зической энергией, человека, столкнувшегося с апориями по экзистенциальным вопросам о том, для чего жить, что делать и как поступать, то не было бы и этиков, стремя­щихся помочь ему этично преодолеть эти апории. Равно как не было бы и эстетиков, советующих ему эстетически компенсировать неразрешимость его апорий. Этими апо­риями, разумеется, смущены отчасти сами этики и эсте­тики (первые, пожалуй, меньше вторых), так что их уси­лия тоже направлены на освобождение от собственной озадаченности. По мере достижения этой цели професси­оналы по этике находятся в поиске некоего фундамента, пригодного не только для своих собственных поступков, но и релевантного для других. Эстетики же легитимиру­ют разные типы эстетической компенсации этического пораженчества. Идеологический крах триединства Исти­ны-Добра-Красоты нашел свое выражение в том, что вме­сте с потрясением основ ИСТИНЫ (онтологии) и утра-

[22]

той достоверности больше нет предписанною человеку ДОБРА (этоса), а также, как следствие, нет вполне оп­ределенного, заданного ИСТИННО-ДОБРОГО, на ос­новании которого он способен построить чувственно-сверхчувственную, «осознанно чувственную» КРАСО­ТУ (эстетику) (Рудольф Липпе) 6. После этого идеоло­гического распада профессиональному этосу этиков, пожалуй, свойственно то, что они хотят отменить эти­ческое освобождение автономного человека от обязан­ностей посредством возложения новых обязанностей. Причем они не опротестовывают традиционные мета­физические позиции (хотя и такое имеет место), как это свойственно профессиональному этосу эстетиков, утверждающих тотальную автономию эстетики. Поэто­му среди профессиональных этиков немного предста­вителей автономной индивидуальной этики прихоти [Beliebigkeitsethik] (делай, что хочешь, что тебе нравит­ся), как и среди профессиональных эстетиков немного таких, которые усиленно занимались бы эстетикой ис­тины или обязывающей содержательной этической эс­тетикой.