Александр Перцев - Странная философия ненасилия

Одним словом, сочинители буддистских народных легенд — вовсе не реалисты, а импрессионисты: они изображают не «мир, как он есть», а свои впечатления — «импрессии». Однако бесхитростность таких изображений состоит в том, что у сочинителей недостает мастерства для передачи качественно иных состояний, а потому они действуют, как рисующие дети: те, подчеркивая особую важность какого-то человека, изображают его точно таким же, как все прочие, только в несколько раз больше размером, т. е. чисто количественно. Наивная народная эстетика и этика полагают, что прекрасное и благое находятся в самом мире, а потому должны изображаться, выражаясь языком соцреализма, «в формах самой действительности». Говоря проще, в несколько раз превосходящая обычную человеческую добродетельность Будды должна подвигнуть художника либо на создание громадной фигуры Будды, либо на создание великого множества Будд «человеческих» размеров. Если одна искусная танцовщица доставляет человеку большое эстетическое наслаждение, то 40.000 танцовщиц доставляли Гаутаме ровно в 40.000 раз большее эстетическое наслаждение.

То же относится и к описанию ужасного. Явление дьявола Мары к Будде с целью искушения последнего также описывается посредством изображения несметных темных сил:

«В Ниданакатхе и в Лалитавистаре рассказывается, что Мара явился перед Буддою на громадном слоне, в 150 миль длиною в сопровождении необозримого полчища дьяволов, которое тянулось по правую и по левую сторону Мары на 12 миль, над ним на 9 миль, а сзади его до крайних пределов горизонта. Полчище описывается подробно; оно было страшно вооружено и так ужасно, что все боги разбежались. Для нападения Мара послал свирепые бури, потоп, дождь из камней, мечей, ножей, копий, горячего пепла и т. д. Но все было напрасно. Камни превращались в цветочные венки, пепел — в сандальный порошок и т. д. Также были напрасны и натиски войска. Будда отразил их, и Мара бежал со своим полчищем. Нападение Мары служило нередко сюжетом для изображений. Не достигнув ничего силою, Мара прибегнул к искушению. Он послал своих трех дочерей, чтобы соблазнить Будду. Но Будда не слышал того, что они говорили, не смотрел на них и оставался погруженным в созерцательное размышление. И разочарованные девушки вернулись к своему отцу. [15] [15] Пишель Р. Будда… С.36

Причина художественных вымыслов подобного рода, выражающихся в преувеличениях, достаточно ясна. Куда более интересны для нас в связи с нашей темой народные вымыслы иного рода — те, на которые специально указал Р.Пишель. В буддистских «апокрифических» легендах, приводимых им с такой подробностью, Гаутама, в сущности, не мыслит самостоятельно и не принимает самостоятельных решений. В его жизни все пред-решено .

Предрешено появление Гаутамы на свет.

Предрешено протекание его жизни — и даже предсказано. Как отец не пытается предотвратить предсказанное, оно сбывается: встречи будущего Будды со старцем, больным и похоронной процессией происходят. Причем они происходят не вследствие стечения обстоятельств, а в результате того, что облик предсказанных персонажей принимает ангел Божий.

Гаутама, увидев старца, больного и новопреставленного, получает комментарии от своего кучера. Это, вероятно, оправдано — ведь юноша не знал, что существует старость, болезни и смерть. (Он, видимо, позабыл все, что узнал в предшествующих жизнях). Кучер избавляет его от самостоятельных размышлений о смысле жизни, с готовностью растолковывая его. И даже важнейший вывод о том, что монашество есть надежный способ спастись от непрерывной череды жизненных страданий, Будда делает не самостоятельно. Ему все преподносит в почти готовом виде все тот же возница, который выступает чуть ли не в роли Сократа: он вроде бы знает только то, что не знает ничего, однако умело подводит человека к важнейшему жизненному выбору.

Решение удалиться от светской жизни, и стать аскетом тоже отнюдь не было абсолютно свободным решением Будды, принятым исключительно самостоятельно. У индийцев была принята «психотерапия», при которой люди в середине жизни удалялись в лес, чтобы заняться стандартной и отработанной практикой в группах под руководством йогов. Им предписывались не только позы, но и слова, которые нужно было повторять про себя, и даже способ, каким при этом нужно было держать язык — прижатым к небу.

Единственно свободным и сугубо индивидуальным решением будущего Будды стал разрыв с сообществом йогов. Да и это решение народная традиция изображает вовсе не результатом каких-то размышлений. Причиной его был, если верить народным легендам, всего лишь голодный обморок.

«В лесах Урувелы он подверг себя, по преданию, тяжкому самоистязанию. Но оно не принесло ему желанного просветления. Тогда он пошел еще далее. Он отказался совершенно от пищи, удерживал дыхание и концентрировал мысли на одной точке. Пять пустынников, пришедших в изумление от его выносливости, держались неподалеку от него, чтобы сделаться его учениками, если на него найдет просветление. Но, несмотря на аскезу и созерцание, о которых сообщают подробно древние и позднейшие тексты, просветление не приходило. Когда однажды, погруженный в думы, ходил он медленно взад и вперед, силы его оставили, и он упал. Пять пустынников подумали, что он умер. Но он снова пришел в себя и понял тогда, что раскаяние и самоистязание не могут привести к правильному познанию, поэтому он оставил их и снова принял пищи, чтобы подкрепить свое совершенно ослабевшее тело. Тогда пять пустынников его оставили и ушли в Бенарес.» [16] [16] Пишель Р. Будда… С. 32

Таким образом, и решение порвать с практикой йоги было продиктовано Гаутаме — его телом.

Самостоятельно он сделал только один выбор за семь лет скитаний и исканий: решил сесть под смоковницу и не сходить с места, пока на него не сойдет просветление.

Разумеется, для того, чтобы воспринять откровение, требуется немалое усилие. Но все же приходится признать, что откровение исходит откуда-то извне… Активность воспринимающего откровение — это, все же, активность пассивная.… В роде активности ученика на уроке, на котором по — настоящему активен учитель.

Откуда же взялось то учение, которое было воспринято Буддой в откровении под смоковницей? Он ли был его создателем — или всего лишь воспринял извне и сообщил людям? Если верен второй вариант ответа — а именно он и вытекает из народных легенд, из «простонародного буддизма» или, точнее, из «буддизма для простонародья» — то невозможно связать содержание буддистского учения с жизнью Гаутамы. И, что самое главное для нас, невозможно объяснить, почему этот принц-отшельник начал проповедовать именно ненасилие .