Георгий Багатурия - Контуры грядущего. Энгельс о коммунистическом обществе

Свои «краткие сеансы» Фурье описывает следующим образом: «Действуя очень короткими сеансами, самое большее по полтора-два часа, каждый может заниматься в течение дня семью-восемью родами привлекательных работ…» (61, III, 126 – 127, 151 – 156, 166 – 170, IV, 19). Вопрос о профессиях рассматривали также Морелли (56, 214), Кабе (63, I, 272), Дезами (65, 154, 163).

Свободно в каком смысле? Свобода от чего? В «Немецкой идеологии» указано точно: свобода от классового разделения труда, от заботы о средствах к жизни.

В «Манифесте Коммунистической партии» это определено как «идиотизм деревенской жизни» (4, 428).

К сожалению, до переработки этой части черновой рукописи первой главы дело так и не дошло.

Аналогичным образом и противоположность между умственным и физическим трудом также «асимметрична», а этим обусловливается и характер ее преодоления: не развитие некоторого смешанного вида труда, а передача функций физического труда машинам на основе углубления процесса превращения науки в непосредственную производительную силу.

В одном месте Энгельс поясняет смысл этой гегелевской категории так: «снять», т.е. уничтожить форму и спасти содержание (21, 281; ср. 20, 142). Характерно, что, говоря об уничтожении частной собственности, классов, противоположности между городом и деревней и т.д. и т.д., Маркс и Энгельс, как правило, употребляют тот же термин – Aufhebung . В этом проявляется одна из главных отличительных черт именно научного (диалектико-материалистического) коммунизма: понимание исторически необходимого и исторически преходящего характера частной собственности и всех связанных с ней явлений.

Отсюда можно сделать вывод, что «труд» – это производственная деятельность в условиях классового общества.

Т.е. разобщенным.

Эта мысль универсальнее, чем идея о едином языке в будущем обществе, развивавшаяся утопистами. Ср. Фурье (61, III, 58, 574 – 575, IV, 247, 267), Кабе (63, I, 85, II, 116 – 117), Дезами (65, 297), Вейтлинг (66, 188, 194, 279, 490).

О «разумно устроенном обществе» говорил Морелли (56, 73) и постоянно говорит Оуэн (62, II, 24, 29, 41, 53, 56, 86, 109).

И в том и в другом случае проявляется противоположность интересов: эгоизм выступает как противопоставление частного интереса общему, а самоотверженность – как принесение частного интереса в жертву общему.

То, что прежде выступало и воспринималось как принесение частного интереса в жертву общему, утратит характер жертвенности, поскольку между личным и общественным интересом уже не будет противоположности.

Обратим внимание на эту специфически марксистскую постановку вопроса: не утопическое предвосхищение будущего, а строго научное (и научно ограниченное) предвидение в сочетании с практическим экспериментом в будущем.

По сути дела, здесь уже высказана та мысль, что существование классов обусловлено недостаточным развитием производства, а значит, будет устранено в результате его дальнейшего развития.

Здесь мы впервые встречаем у Маркса и Энгельса положение, которое предвосхищает исходный тезис «Манифеста Коммунистической партии»: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов» и т.д. (4, 424). Теоретическим источником этого положения был вывод, сделанный из анализа истории сен-симонистами (60, 81, 193 – 194, 197 – 204, 213, 223, 224, 227 – 229, 231, 233, 579). В более широком плане таким источником были работы буржуазных историков и экономистов, в особенности французских историков периода Реставрации и классиков английской политической экономии.

Через три-четыре недели в «Принципах коммунизма» (см. ответ на 18-й вопрос) Энгельс конкретизировал это представление об основных фазах предстоящего революционного процесса (4, 332 – 333).

Мы употребляем здесь это понятие в его историческом значении, в том смысле, в каком уже и в то время употребляли его Маркс и Энгельс и в каком оно фигурирует также и в документах и материалах первой международной пролетарской коммунистической организации – Союза коммунистов.

Здесь мы имеем в зародыше различение двух форм собственности в будущем обществе – общественной собственности на средства производства и индивидуальной собственности на предметы потребления (ср. 20, 134).

В «Проекте» такой оговорки еще не было.

«Принципы коммунизма» были впервые напечатаны в 1914 г.

Подходы Сен-Симона и Оуэна к мысли об интернациональном характере предстоящего преобразования общества мы уже отмечали в I главе. Любопытно, что аргумент об одновременном преобразовании общественных отношений в цивилизованных странах использовал один из видных сторонников Вейтлинга – Август Беккер в брошюре «Чего желают коммунисты?», вышедшей в Лозанне в конце 1844 г.: «Эта революция должна была бы быть произведена одновременно [zugleich] во всех пунктах цивилизованного мира»; и в другом месте: «Мы, конечно, знаем, что наше дело является пока что делом цивилизованной Европы» (67, 15, 43). Об этой брошюре Беккера в начале 1845 г. Энгельс писал: «А. Беккер, один из наиболее одаренных швейцарских коммунистов, издал прочитанную им в Лозанне лекцию, озаглавленную „Чего желают коммунисты?“, которая принадлежит к лучшим и наиболее сильным из известных нам произведений этого рода» (см. 2, 531). Впоследствии Энгельс характеризовал Беккера как «человека весьма незаурядного ума» (см. 21, 217; 22, 471). (На этот интересный факт обратил внимание Я.Г. Рокитянский.)

Курсив наш.

Таким образом, Энгельс конкретизирует, чем будет определяться план производства: двумя факторами – наличными средствами и потребностями общества в целом (ср. 1, 562).

Этот прогноз строится на исторической аналогии. Вероятно, дальнейшее развитие данной аналогии позволило бы сделать и другой вывод: подобно тому как крупная промышленность отличается от мануфактуры не только количественно, но и качественно, так, очевидно, и будущее производство будет отличаться от современной крупной промышленности.

В такой форме прогноз относительно применения достижений науки к области земледелия высказывается здесь впервые (ср. 1, 563, 568).

Здесь уже ясно видно, что развитие производства определяет способ распределения.

Это уточнение появляется здесь впервые: не разделение труда вообще, а разделение труда в его теперешнем (или прежнем ) виде (в позднейшей терминологии: старое разделение труда).