Пауль Наторп - Избранные работы

Если мы применим теперь этот новый принцип деления к трем основным, строго друг от друга отличным по действующей в них закономерности областям человеческого духа, то в теоретической области мы придем прежде всего к давно известному, двойному значению слова «понимание», которое, во-первых, означает усмотрение и знание, а во-вторых, умение, т. е. умение что-нибудь сделать. Часто подчеркивали отношение знания к делу, сильнее всего, может быть, в период первых успехов «нового» времени, в особенности у практических англичан со времен Бекона и Гоббса. Конечно, в одностороннем преобладании техники заключается особенно грозная опасность. Внешнее произведение, которое должно быть только выражением и как бы отпечатком внутренней деятельности познания, пытается стать самостоятельным и хочет даже подчинить себе деятельность мысли, превратив ее в чисто служебное орудие. Таким образом, творческая сила становится подчиненной своему творению, «машине», до такой степени, что она под конец перестает верить в самое себя и даже возводит на степень догмата то, что, к несчастью, ей пришлось испытать на самой себе, – что человек вообще машина. Это вызывает затем реакцию с противоположной стороны: бездушность технической работы ведет к тому, что на работу смотрят с презрением, как на нечто, лишенное души и враждебное ей, и исключают ее из области истинно человеческого образования; человеческое образование считают слишком благородным для того, чтобы унизиться до «внешней» и «механической» работы. В наши дни оба воззрения часто сталкиваются друг с другом, но оба они в одинаковой степени противоречат основному положению гармонического образования. Против обеих сторон нужно подчеркнуть, что техническая работа составляет существенную и самостоятельную часть полного образования человека. Это вовсе не «утопия», но самый ясный вывод из основных законов человеческого образования, что каждую, даже самую незначительную, ручную работу можно и нужно оживить, поставив ее фактически в то отношение к святыне человеческого образования, которое ей само по себе присуще и которое всегда следует удерживать в сознании. Вот насколько важно, чтобы за технической работой было обеспечено ее место в сфере человеческого образования. И к величайшим заслугам великого Песталоцци принадлежит то, что он это понял и проповедовал своему веку со всем своим убедительным красноречием. Одно его слово: «души не могут служить поденщиками» – должно было бы достаточно подействовать, чтобы этот чрезвычайно важный пункт не был впредь упущен ни в одной педагогике.

Этим уже сказано и то, что только одной своей стороной работа обращена к интеллекту. Умение основано, конечно, прежде всего на понимании закона предмета и в этом отношении самым тесным образом связано с теоретическим рассмотрением. Но, с другой стороны, работа как действие или деятельность не менее существенно относится и к практической области и подлежит, следовательно, практической и в конце концов нравственной оценке. Хорошо известное противоположение между мыслью и действием легко определяет здесь взаимное отношение сторон. Поэтому в понятии работы вполне правильно ощущается и смысл нравственного требования. Она представляет собою фактическое доказательство нравственного образа мысли. Но и эстетическое настроение души там, где оно сильно, не может исчерпываться одним восприниманием и наслаждением, и оно стремится к деятельности художественного творчества. Таким образом, и с этой стороны приходишь к признанию за работой высокого педагогического значения; и наоборот: высшим требованием человеческого образования становится требование, чтобы всякая собственно человеческая работа была в согласии как с теоретическими и этическими, так и с эстетическими законами. В работе и творчестве полнее всего уничтожается, таким образом, внешнее разделение этих трех областей. Итак, если Песталоцци справедливо видел полнейшее соединение культуры ума и воли в воспитании способности работать, то мы, возвращая эстетическому фактору его равноправное место рядом с двумя другими, должны только дополнить этот взгляд таким образом, что идеально в работе дается конкретное соединение всех трех основных направлений сознания. Этим бесконечно повышается педагогическое значение работы, потому что в ней, таким образом, в определенном смысле объединяется все целое и все самое высокое человеческого образования.

Этим, пожалуй, был бы вполне очерчен весь мир человеческого образования; только религия могла бы еще потребовать самостоятельного места рядом или даже над всеми этими областями. Этот вопрос мы можем оставить здесь, как и выше, открытым или, самое большее, высказать следующее в виде простого утверждения: религия не прибавляет к царству духа никакой новой области, но означает скорее особый вид внутреннего отношения к целому духовного бытия. Она выражает собою не какое-нибудь новое содержание человеческого образования, а только особое направление души при всяком познании, хотении и художественном восприятии, при всякой работе и внешней борьбе и при обратном сосредоточении в самом себе, откуда для педагогики вытекает одно особенно важное заключение, что, собственно говоря, не может быть преподавания религиозного, хотя возможно преподавание религии.

Этим обеспечено против возражений высшее расчленение содержания образования. Наша задача заключается теперь в том, чтобы понять также и внутреннее основание этого расчленения и вместе с основанием расчленения – основание единства и затем дальнейшего дифференцирования. Это значит, что в дальнейшем речь будет идти о построении миров-объектов – не как данных, но как образующихся; о законе, по которому совершается это построение в образовании духа.

Здесь более чем где-либо педагогическое исследование ведет в самую сущность философских вопросов; ответить на них здесь мимоходом, разумеется, нельзя; будет достаточно, если мы только формулируем принципы, поскольку они относятся к философии, и затем покажем, как они становятся педагогическими принципами, принципами организации работы образования.

Кто говорит об образовании, тот говорит не только о цели, но и о пути. Как образуется, т. е. каким путем создается, у каждого единичного духа весь мир духа? Но не об одном общем направлении пути спрашиваем мы теперь – оно дано одновременно с указанием цели, а об этапах пути или, вернее, о том общем законе, согласно которому они определяются как в каждом отдельном направлении воспитания, так и в соединении их всех. Метод — это слово, которое у Платона, Декарта и снова у Канта обозначает критическое направление философствования, становится благодаря Песталоцци руководящим словом в педагогике. И он уже ясно видел, что метод по самому своему понятию, в сущности, один и что метод образования в конечном счете не может быть никаким другим, как только методом познания, методом, по которому вообще создается объект в сознании. Поэтому метод педагогики, по существу, совершенно тот же, что и метод познания, как это было, в сущности, уже у Платона.