Анри Мишель - Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции

«Современная социальная, или представительная, власть заключает в себе истину лишь постольку, поскольку правильны выборы, а выборы истинны лишь постольку, поскольку они всеобщи». Эта фраза Рациональной политики содержит в зародыше всеобщее избирательное право. Автор снабжает ее комментариями, которые ослабляют ее непосредственное значение, и долго еще, установив принцип, он будет соглашаться на его ограничения. Он соглашается на них в 1834 году [1186]; соглашается даже в 1842-м, хотя в этом же году он направляет всю силу своей аргументами в защиту принципа [1187]и не колеблясь говорит, уже не в палате, а перед избирателями, что «истинная точка зрения правительства должна заключаться в массах, ибо там страдания, там права, там сила» [1188]. Он возобновляет, наконец, эти ограничения в 1843 году [1189]. Но в 1847 году верховенство народа, фактически осуществленное всеми гражданами, становится для него «догмой» [1190]. Отныне «политическая истина» означает «народ», т. е. «разум, право, интересы и волю этих 35000000 человек, без всяких исключений, предпочтений и привилегий» [1191]. Когда, наконец, революция унесла с собой режим 1830 года, никогда не понимавший и не хотевший понять «своей демократической миссии» [1192], первым восклицанием Ламартина (25 февраля) было следующее: «Мы основали эгалитарную республику, в которой… только один народ, состоящий из совокупности всех граждан; в которой публичное право и власть слагаются из права и вотума каждого индивидуума…» [1193]Несколько дней спустя появляется знаменитый манифест к французскому народу. «Изданный нами временный избирательный закон обеспечивает народу в такой мере, как никогда и ни у одного народа в мире, широкое пользование высшим правом человека, правом своего собственного верховенства… Каждый взрослый француз является гражданином с политическими правами. Каждый гражданин – избиратель. Каждый избиратель – носитель верховной власти. Все обладают абсолютно равными правами. Ни один гражданин не может сказать другому: у тебя больше верховной власти, чем у меня» [1194].

Таков вклад Ламартина в идею всеобщего голосования. Впервые он упоминает о нем одновременно с заявлением, сделанным Обществом прав человека [1195], и на десять лет опережает знаменитое profession de foi Ледрю-Роллена, с которым тот обратился к своим избирателям сартского департамента [1196], а также основание журнала La Reforme , органа агитации в народе в пользу всеобщего избирательного права. Деятельность партий только осуществила пророчества мыслителя.

С самым понятием демократии Ламартин считает тесно связанным то, что он уже в Рациональной политике называл «политическим и гражданским милосердием». И в этом случае принцип остается неизменным, хотя мысль Ламартина постепенно растет и получает все большую определенность.

В своей оппозиции режиму Июльской монархии он часто нападает, выражаясь его словами, на «материализм» власти, которая отказывается считаться с моральными нуждами общества. Он неутомимо требует расширения избирательного права и вместе с тем «морали и просвещения» путем перестройки системы народного образования, «постоянных исследований» относительно промышленных кризисов и облегчения или упорядочения некоторых налогов, которые, подобно октруа и другим косвенным налогам, без разбора падают и на богатого, и на бедного и крайне обременяют рабочие классы». Он требует, чтобы пролетариев вывели из того положения, в котором они находятся, «снабжая их работой» или на началах ассоциации, или путем выдачи в кредит капиталов и земли, предназначенной для внутренней и внешней колонизации. Он требует, одним словом, «любви к народу, горячего желания счастья масс, милосердия в наших законах» [1197].

Главный принцип французской революции [вся политика демократической школы стремится сначала хорошенько понять дух революции, а потом сделать выводы из выставленных ею принципов [1198]] и в то же время принцип христианский [Ламартин не делает различия между духом революции и христианства [1199]] – это принцип взаимопомощи, братства людей, милосердия в законах. Мы видим проявление этого принципа в каждом законе Учредительного собрания, и даже в бурную эпоху Конвента он блещет среди мрака [1200]. Определяя впоследствии (в 1842 году) демократическое общество, Ламартин останавливается на следующей формуле: «Демократическим называется такое общество, в котором все составляют народ, т. е. такое общество, где все заинтересованы в том, чтобы у народа было больше нравственности, силы и достоинства» [1201].

В следующем году, резюмируя в газетной статье жалобы оппозиции на правительство, он требует, наряду с другими реформами, создания «учреждений, на попечении которых лежало бы помогать, доставлять труд и устраивать колонизацию, – учреждений, благодаря которым общество было бы легальным Провидением по отношению ко всем своим детям , вместо того чтобы проявлять только свою жестокость, индифферентизм и эгоизм» [1202]. В 1844 году в статье о Праве на труд , где он отвергает, впрочем, чисто социалистическую организацию труда (решение Сен-Симона – с гневом, решение Фурье – с почтением, коммунистов – с ужасом) и где он объявляет себя даже не способным понять «свободное правительство, опирающееся на произвол, а конкуренцию – на монополию» [1203], – в этой статье он весьма живо нападает на политическую экономию «английской материалистической школы»; он отрицает принцип конкуренции, «покровительствующий эгоизму» [1204], и «грубую аксиому» laissez faire, laissez passer [1205]. Он желает, чтобы государство, сохраняя полное уважение к «свободе сделок между капиталом и трудом» и всячески избегая «налагать свою властную руку на отношения хозяина к рабочему», не отказывалось, однако, от «лучшего из своих прав, которое признают за ним и древние, и новые цивилизации, от права быть Провидением народа. Но Провидение «не довольствуется созерцанием: оно помогает; не довольствуется предоставлением свободы действия: оно действует». И государство должно действовать в известных, правда, редких случаях, требующих энергичного вмешательства. Государство должно бдительным оком следить за положением трудящихся и протягивать им руку помощи с рабочей платой и хлебом, когда у них вследствие несчастного стечения обстоятельств нет ни того ни другого» [1206]. Общество, повторяет он в последних строках статьи, пытаясь резюмировать свою мысль, но не достигая при этом полной определенности, «должно признать право на труд в крайних случаях и в строго определенных условиях» [1207].

Когда вопрос о праве на труд дебатируется в Национальном собрании, Ламартин всходит на трибуну и снова устанавливает различие между организацией труда, которую он опять осуждает, как «иллюзорную, фантастическую, химерическую», как «полную гибель капитала», как «посягательство на всякое общество и собственность», – различие между правом на самый труд, понимаемым в абсолютном смысле и «дающим каждому гражданину право требовать от правительства такого вознаграждения и труда, какие соответствуют его индивидуальной профессии» [1208], и тем, что он называет правом на жизнь, «правом на существование посредством труда» [1209]. «Миссия 1848 года» состоит в установлении такого права «на помощь государства в случае доказанной необходимости при определенных (законодателем) условиях» [1210]. В данном случае мысль Ламартина опять-таки отличается широтой, гуманностью и благородством, хотя ему и следует поставить в упрек, что он оставляет в тени вопрос о средствах к ее осуществлению. Распространение просвещения, право на жизнь для масс – вот путь, намеченный Ламартином. Он отвергал, кроме того, решения социалистов, осуждал нападки на частную собственность, одним словом, поддерживал право свободы, считая последнюю первым из прав.