Анри Мишель - Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции

Человек, его нравственность, ум, благосостояние служат целью; государство-средством. Вместо того чтобы противопоставлять индивидуума и государство друг другу как две крайние противоположности, нужно слить их воедино как элементы одного целого. «Права индивидуума и государства не только не исключают, не ограничивают и не стесняют друг друга, а предполагают, поддерживают и дополняют. Индивидуальное право обеспечивается правом социальным. Последнее единственной целью своей имеет охранение и развитие индивидуального права » [1226]. Откуда вывод: вмешательство государства всегда законно там, где оно обеспечивает индивидуальные права тех, кто иначе не пользовался бы ими; оно незаконно повсюду, где угрожает какому-либо из прав индивидуума.

У Вашро демократическая школа находит свой настоящий принцип, хотя и выказывает еще колебания в его применении [1227]. Но около 1848 года она еще не исповедует такой законченной доктрины. Поэтому она чувствует себя сбитой с позиции, когда грубая действительность разрушает возвышенную мечту, в которую верили люди, подобные Токвилю и Ламартину, когда события 1850 года надолго уничтожают политическую свободу, оставляя только призрак и пародию народного верховенства, наряду с действительно сильной властью и чрезмерной централизацией.

В системе естественной свободы, как ее понимал Адам Смит, вмешательство государства было заметно ограничено, но все-таки оставалось. Ученики пошли гораздо далее учителя: они установили абсолютную противоположность между индивидуумом и государством и свели к ней весь индивидуализм. Экономисты, по крайней мере, во Франции, были увлечены на этот путь скорее своей полемикой против социализма, чем изучением фактов и логическим развитием их доктрины.

Это становится ясным при сравнении сочинений Ж.-Б. Сэя или Росси с сочинениями Дюнуайе и Бастиа. Ж.-Б. Сэй, верный методу Смита, изучает главные экономические факты своего времени. Росси дает педантическое изложение тезисов школы: оба они, разумеется, враждебны широкому и частому вмешательству государства, но не подвергают этого принципа абсолютному осуждению. Бастиа и Дюнуайе воюют против социализма, и мы сейчас увидим, до чего доходят они в пылу борьбы.

Ж.-Б. Сэй выпускает в свет свой Трактат по политической экономии в такое время, когда налагавшиеся на торговлю всякого рода путы и запрещения стали орудием борьбы в руках правительства [1228]. Поэтому он энергично выступает против вмешательства государства во всех случаях, когда оно идет во вред «естественному ходу вещей» [1229]. Когда государство само становится производителем, оно обязательно, говорит Ж.-Б. Сэй, будет дурным мануфактуристом, негоциантом [1230]и пр. «Ничем не замечательное правление кардинала Флери, – прибавляет он в часто цитируемом отрывке, – доказывает, что глава государства делает много хорошего уже тем, что не делает ничего дурного» [1231]. Ж.-Б. Сэй отмечает, кроме того, опасность, вытекающую из роста налогов, обусловленного образованием «ненормальных и смешных политических механизмов» [1232]. Все это чистый дух Адама Смита.

Но подсказывая эти протесты, дух Адама Смита внушает Ж.-Б. Сэю и те ухищрения, которыми он облекает свою мысль. Он допускает, например, что государство, устанавливая премии и разного рода поощрения, оказывает производителям услугу. Основание Альфортской школы, опытной фермы в Рамбулье и разведение мериносов он называет в одном месте «истинными благодеяниями» [1233]. Он признает за государством право производить крупные общественные предприятия, сооружать дороги, мосты, каналы, порты [1234]. Он не отвергает, наконец, что государство имеет право распространять «элементарное» и «высшее» образование [1235], хотя и смотрит на созданный Наполеоном университет как на «убыточное для родителей и отяготительное для наставников средство снабдить государственную власть исключительной привилегией обучения юношества» [1236]. Следовательно, для Ж.-Б. Сэя государство не является «язвой», которую нужно искоренить. По словам ученого экономиста, исследовавшего этот вопрос [1237], ему приписали выражение, которого нет в его сочинениях. И в этом нет ничего удивительного, потому что идея, заключающаяся в этом выражении, кажется чуждой Ж.-Б. Сэю.

Росси [1238], менее внимательный к фактам и более занятый теорией, повторяет, как верный ученик Адама Смита, об явных и тайных опасностях, которыми грозит вмешательство государства. Но когда ему приходится спросить себя о том, что такое государство и чем оно должно быть, он далеко не отвечает, подобно Бастиа: «ничто».

Государство, говорит Росси, не является результатом «соглашения», которое могло «быть или не быть». В таком положении находятся «торговые общества, военные или ученые корпорации». Государство, подобно семье, имеет «свою индивидуальность, свои права и обязанности». И, продолжая свой анализ, Росси определяет «цель» государства, а также средства, которыми оно располагает для ее достижения. Государство имеет целью обеспечить человеческому роду «не только материальное благополучие, но и нравственное совершенствование» [1239]. В другом месте Росси говорит о «миссии» государства, которая, по его мнению, не ограничивается «противодействием кровавой борьбе частных интересов и покровительством каждой индивидуальности», но «гораздо возвышеннее» [1240]. Поэтому государство вправе требовать «известного духовного воспитания, подобно тому, как оно требует одежды и приличного вида для тела» [1241].

Не нужно особенно настаивать на выражениях этого отрывка, чтобы показать, что Росси является не столько ортодоксальным экономистом, сколько предшественником теории «миссий государства».

Почти совсем забытая ныне книга Дюнуайе о Свободе труда [1242]направлена одновременно и против притязания власти вмешиваться в промышленность или в обмен, и против «мнимоорганизаторских» стремлений тех школ, которые требуют от государства насилия над независимостью индивидуума [1243].

Административная централизация, экономический протекционизм и полицейская регламентация находят в Дюнуайе непримиримого врага [1244]. Он строго ограничивает область правительственного влияния на той стадии цивилизации, которую он, подобно Сен-Симону, называет «промышленной эпохой». Основная функция правительства заключается в поддержании мира, порядка, хороших социальных отношений и привычек [1245]. Но должно ли оно заботиться об этом непосредственно? Единственный непосредственный акт, позволенный ему, состоит в подавлении несправедливых притязаний и поступков, вредных для других, потому что те поступки, которые вредят только нам самим, не касаются его. А если оно выходит из этих границ? Тогда оно становится нарушителем общественного порядка. Оно может брать на себя только то, чего не в силах сделать отдельные лица.