Федор Папаяни - Смысл жизни

Однако далеко не все наши соотечественники разделяют это убеждение, и поэтому Украина и Россия переживают период «смуты», когда часть активных граждан поставила перед собой исключительно эгоистические корыстные цели (личное обогащение и/или власть) вопреки интересам народа, страны.

Итак, цель жизни – это ценностный ориентир, принимаемый человеком. Не ошибиться с этой целью – вот важнейшая из задач. От нее зависит течение, направленность жизни. Поэтому очень важно оценить качество, достойность этого ориентира, понять то, насколько верно он найден. Ведь и у Ленина, и у Гитлера были свои ясные цели, из-за которых погибли десятки миллионов ни в чем не повинных людей. Поэтому следует признать, что проблема оценки цели находится исключительно в моральной плоскости, поскольку для ее решения человек должен отделить добро от зла, истину от лжи. При определении цели у человека должен быть выработан некий моральный ограничитель, ибо аморальные цели губительны как для самого человека, так и для общества. Потому выбор цели является сложнейшей и важнейшей из человеческих задач. Этот выбор может быть сделан только на основе мировоззрения, охватывающего весь комплекс представлений человека о мире и о себе, о своем месте в этом мире и о своем отношении к миру.

Вывод:

– смысл жизни человека может пониматься как достижение высшей цели (макроцели) жизни;

– цель жизни – это тот ценностный ориентир, по которому человек выверяет курс своей жизни, оценивая свои поступки, свой образ жизни и отношение к смерти. Этот ориентир находится, выбирается или ставится человеком на основе собственного мировоззрения;

– при определении как цели всей жизни (макроцели), так и текущих целей (микроцелей), у человека, во избежание беды, должен «срабатывать» некий ограничитель, основанный на устоявшейся морали своего народа;

– смысл жизни как цель с учетом философского (нерелигиозного) дискурса может быть определен как желаемое состояние жизнедеятельности человека, ограниченное моралью.

Екклезиаст утверждал, что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, тот умножает скорбь. Эта его мысль может быть истолкована таким образом – сколько бы ступеней ни прошел человек на пути познания, перед ним всегда вечной мукой будет оставаться вопрос: «Зачем»? И чем выше восхождение по ступенькам познания и жизненного опыта, тем этот вопрос будет звучать, увы, все мучительнее. Тем более что вопрос «зачем?» фатальным образом смыкается с вопросом «для кого?» – для других, для себя или еще Кого-то? Наука (как и обыденное знание) самым очевидным образом демонстрирует свою неспособность ответить на поставленные вопросы.

Когда современный человек начинает размышлять о смысле жизни, то ему следует иметь в виду, что речь пойдет вовсе не о точном знании, а, согласно замечанию Л. Толстого, о некотором роде веры: «Одни верят в то, что жизнь не имеет смысла, а другие не верят в это и, наоборот, считают ее исполненной смысла».

Л. Толстой неоднократно обращал внимание на то, что простые люди не ищут смысл жизни, поскольку они его имеют, зато образованные его ищут, но не находят, поскольку убеждены, что в этом им могут помочь достижения науки и цивилизации. Причиной разочарований и страданий, по его мнению, является не сам по себе прогресс, а ожидания, которые с ним связываются. Та совершенно неоправданная надежда, будто увеличением скорости поездов, повышением урожайности полей можно добиться чего-то еще сверх того, что человек будет быстрее передвигаться и лучше питаться. Материальный и культурный прогресс не затрагивают страданий души. Безусловное доказательство этого Л. Толстой усматривает в том, что прогресс обессмысливается, если рассматривать его через перспективу смерти человека. А потому бессмысленно искать смысл жизни только в рамках материального существования и научного прогресса. Первое, в чем проявляется присущее человеку искание смысла как цели жизни, есть «жестокое страдание от окружающей нас бессмыслицы», – утверждал философ Е. Трубецкой.

Итак, тот смысл, который мы ищем, нам, очевидно, не дан и не явлен в повседневном опыте. Весь этот исторический будничный опыт, пусть даже оснащенный достижениями научно-технического прогресса, свидетельствует скорее о противоположном – о бессмысленности бытия общества и бытия в обществе.

На чем же тогда основывается вера в смысл жизни? Может быть ее источник следует поискать за пределами наличного бытия, или, говоря проще, за пределами повседневного опыта?

Здесь следует обозначить первый, принципиальной важности, тезис. Он состоит в том, что вера в смысл жизни производна от веры в личное бессмертие. Связь этих двух предметов веры несомненна. По-настоящему серьезная постановка вопроса о смысле жизни ставит человека перед проблемой личного бессмертия, поскольку, как справедливо утверждал А. Введенский, «логические требования, вытекающие из содержания понятия смысла, вынуждают нас полагать цель, осмысливающую жизнь, вне жизни;

а нравственные требования запрещают допускать, чтобы личность была в каких бы то ни было руках, хотя бы и руках Бога, только средством; между тем, если нет бессмертия, а цель жизни остается вне жизни, то личность оказывается всего только средством или орудием. Если же, наоборот, мы верим или хотим верить в смысл жизни и в то же время не хотим нарушать ни логических, ни нравственных требований, то мы обязаны верить и в бессмертие. Другими словами: вера в личное бессмертие есть условие и логической, и нравственной допустимости веры в смысл жизни» [10].

Логика рассуждения А. Введенского, связывающая два предмета веры – в смысл жизни и в бессмертие – представляется безупречной. В самом деле, всякие рассуждения о смысле жизни всегда предполагают определенный вариант бессмертия – реальный или иллюзорный. Соответственно, предполагая некое иллюзорное бессмертие (в потомках, в памяти людей, в делах на земле и т. д.), можно говорить лишь об иллюзорном смысле жизни, но только реальное бессмертие души может быть основой реального смысла жизни.

Поскольку мы смертны, постольку с логической неизбежностью встает перед нами вопрос о смысле жизни как своего рода «ностальгии по Вечности». Следовательно, вопрос о смысле жизни (а, значит, о смерти и бессмертии) – и это представляется не только логичным, но и очевидным, – возникает из индивидуального опыта переживания трагического факта личной смерти в истории отдельно взятой личной жизни. Этот вопрос рождается из индивидуального опыта, но требует ответа не только индивидуального, субъективного, условного, но, главным образом и в конечном итоге, ответа универсального, объективного и безусловного. И как раз с этим связаны трудно разрешимые проблемы, и первейшая из них – это вопрос: «Существует ли этот универсальный, объективный и безусловный смысл жизни или нет?»