Георгий Почепцов - Революция.com: Основы протестной инженерии

блокировать мешающие объекты реальности;

активировать помогающие объекты реальности.

Для этого нужно было идти по модели, которую использует человечество испокон веков, в первую очередь это характерно для религий и сект:

введение и удержание своих каналов коммуникации и своих авторитетов;

прямой и косвенный запрет на информацию с других каналов и от других авторитетов.

Все это позволяет осуществить несколько уровней управления (см. рис. 61).

Рис. 61. Уровни управления

То есть исторически именно коммуникация позволяет сформировать новую виртуальную реальность. И это понятно, ибо «политика-есть прежде всего коммуникация» [40]. Виртуальный объект должен быть создан, размещен в массовом сознании и затем активирован по максимуму. Эти три этапа обязательны:

создание виртуального объекта;

внедрение виртуального объекта в массовое сознание;

активация виртуального объекта от времени «Ч» до завершения процесса.

И это еще одно подтверждение роли «людей воздуха», нового интеллектуального класса А. Неклессы[41–42], поскольку возникла новая реальность. Виртуальная реальность позволяет не только заменять подлинную реальность, но и управлять ею.

Постсоветское пространство, попав в вихрь революций, быстро начало новые трансформационные процессы. Накопившийся список нерешенных проблем, казалось бы, оправдывал эти действия, тем более почти все они получали немедленное одобрение Запада. Следует подчеркнуть также исчерпанность парадигмы, под знаменем которой прошли эти годы, поскольку исчезает ссылка на советское прошлое как источник всех неудач. Сегодняшняя точка ответственности сместилась во времени: если раньше она акцентировала прошлое, то теперь приходится за свои ошибки отвечать самим. Пришло время новых идеологий и мифологий, которые должны обосновывать то, что мы имеем на сегодня. СССР долго кивал на царскую Россию, постсоветские страны – на СССР. Но этот цикл оказался быстро завершенным. При этом теперь можно накапливать новое время ожидания результатов, поскольку все прошлое объявлено неправильным.

Год революций обладал также эффектом домино, оказывая влияние не только на основные, но и на сопредельные территории, передавая свою энергетику соседям. Сегодня наиболее активно такое давление испытывает Белоруссия, которой и так приходится жить в определенного рода изоляции от внешнего мира. Теперь же она еще и названа местом будущей революции.

Для глобального мира, накрытого единой информационной сетью, уже не имеет такого значения, где именно происходит событие, поскольку оно все равно будет в тот же миг присутствовать на экране телевизора. Правда, мгновенность получения информации или замедленность в ее доставке не являются основным параметром, ведь и императору Павлу в далеком прошлом приходилось выдумывать разные методы борьбы с французским вольнодумством, хотя скорость распространения информации была тогда не столь существенной. Глобализация оказывается работающей в другом аспекте, мы вступили в мир идей, оставив далеко позади мир вещей. Идеи движут миром. Если Глеб Павловскийговорит о регулярном (раз в 10–15 лет) идейном взрыве, когда идеи оппозиции становятся идеями власти [43], то Юрий Лотманв свое время подчеркивал, что мы живем в бинарном, а не тернарном мире, как это имеет место на Западе [44]. По этой причине любая смена носит принципиально разрушительный характер, поскольку происходит в ожесточенной борьбе с противоположной точкой зрения. Вероятно, отсюда вечное повторение мантры об отсутствии альтернативы, столь излюбленной властями на просторах СНГ.

Возможно, что период 10–15 лет каждый раз связан с определенным биологическим ритмом – входом нового поколения, которое пытается внести изменения в принципиально неадекватный мир, который строится. Оттепель времен Никиты Хрущева также была вариантом своеобразной революции, поскольку советская схема развития не предполагала такой смены части существенных «силовых координат» данного общества.

Считается, что западный и наш мир отличаются как мир процедурный и мир процессный ( В. Сергееви др.). Процедурная ситуация обладает возможностью опоры на конкретные шаги и направленные движения. Процесс делает меньший акцент на цели, больший на движение. Нахождение в процессе (а мы всегда что-то строили, не имея конкретных сроков) предполагает более жесткий вариант внешнего управления. Течение процесса можно менять только внешне: или внезапным прозрением властей (типа горбачевской перестройки), или революцией, которая во многих цветных вариантах если не продиктована, то поддержана извне страны.

Практически все говорят об этом внешнем компоненте цветных революций. Можно привести лишь малую толику мнений.

Киргизия: «В итоге следует, по сути, констатировать провал оранжевого сценария, технологии которого оказались отнюдь не универсальными. Именно их поражение в технологическом и информационном поле привело к тому, что оппозиция решилась на открытое насилие. Не пошло на пользу и просвещение масс, которые с радостью кинулись при первом удобном случае грабить магазины. Впрочем, интересно, что ни одно из представительств НПО разгрому не подверглось» [45. – С. 47].

Узбекистан: «На Западе по-разному оценивают трансформационные процессы в Узбекистане. Но мало кто хочет быть реалистом, когда речь заходит о демократических реформах. Торопят, критикуют. Признают, что традиции демократии даже самыми лучшими законами установить невозможно. Но требуют чуда. Но его не будет. Реальная демократия станет возможной, когда сменится второе поколение политической элиты» [46. – С. 118].

Россия: «Политика России сейчас напоминает поведение интеллигента, которого грабитель бьет по морде. Но – с вежливой улыбкой. А интеллигент, вместо того чтобы дать сдачи той же монетой, ошарашенно глядит на эту улыбку и бормочет: «Ну давайте же договоримся, мы же культурные люди…» [47. – С. 30].

Как видим, налицо как минимум непонимание действий Запада, потеря понимания того, что это может трактоваться как нейтральная позиция. Частично это связано с тем, что перед нами развернулись кардинальные смены ситуации, которые вызывают к жизни как ярых сторонников, так и не менее активных противников. В результате во всех этих странах активируется противопоставление «мы» и «они». Революция, которая прячется за выборами, представляет собой достаточно странный феномен, поскольку революция и выборы принципиально противостоят друг другу.