Жан Валь - Несчастное сознание в философии Гегеля

В идее смерти Бога несчастное сознание находит покой. Тексты, которые мы цитировали, вынуждают нас рассмотреть две разные идеи, которые с необходимостью появлялись время от времени: идею опосредствования и идею негативности. Благодаря как первой, так и второй мы оказываемся в самом центре того, чем мы занимаемся, но нам приходится рассматривать все с той точки зрения, которая заставит нас перейти от истории к логике или к металогике, так же как и к определенной разновидности мистической истории божества; и мы сможем прийти к идее жертвы и к еще более загадочной идее разделения в божественном.

Каким бы огромным ни было для Гегеля свойственное истории значение, в данный момент история превосходит саму себя. И совершенно неожиданно на сцене появляется мистерия теологического опосредствования, божественной негативности и бесконечности. [115] Гайм был вынужден сделать аналогичное замечание: «Как только мы приближаемся к христианству, историческое исследование внезапно прерывается. Третья часть „Философии религии” полностью покидает феноменологическую почву и удерживается только на почве метафизики. Благодаря идее смерти Христа философ совершает прыжок от факта к идее; факт как таковой становится здесь самой идеей». Философия истории в момент появления и исчезновения Христа перестает быть и философией, и историей. Она становится религиозной спекуляцией. История раскрывается, и не только в своем развитии, но и в смысле разрыва, в котором является божественное.

Соединив элементы систем Шеллинга и Фихте, Гегель обнаружил интерпретацию христианских таинств, к которой стремились уже эти два философа, интерпретацию вначале более — менее туманную, но которую они были намерены постепенно прояснить. В христианстве разум придает себе форму сознания, представляется самому себе как реальный человек, видящий божество непосредственно и непосредственным образом видимый людьми. Только исходя из непосредственного, можно прийти к действительному опосредствованию; и это не случайно, если христианство представляет нам непосредственного посредника. Христос, Бог, подчиняется диалектике непосредственного, чтобы лучше опосредствовать человека и обнаружить в нем конкретное всеобщее. Таким образом, нельзя представлять, что, с одной стороны, имеется чувственное, с другой — понятие; понятие заключает в себе чувственное, «момент непосредственного бытия». Ужин в Эммаусе является вечно истинным, если присутствие в гробнице является вечно ложным, и абсолютная сущность достигает более высокой точки, когда, спустившись в чувственный мир, она представляет себя «здесь» и «теперь». «Дух прощает зло и отказывается от своей собственной простоты и своей твердой неизменности». В то самое время, когда неизменное приобретает свою форму в христианстве, оно, собственно говоря, перестает быть неизменным. Таков результат Феноменологии в целом.

В каком‑то отношении мы имеем ενέργεια κινήσεως, νόησις, которые уже не довольствуются тем, что притягивают вещи, но которые, спустившись к вещам, снизойдя к ним, сами являются вещами. Существует движение неизменного, и это движение является даром и прощением.

Двойственность, которую все философские учения в той или иной мере сохраняли, исчезает. Еди — ное мышление разделяет само себя, с тем чтобы более богатым образом соединиться с самим собой. Абсолютная религия — это религия откровения, где Бог является в том, что есть иное, чем он. Достигается единство бытия для себя — понятие, мышление — и бытия для другого. Бог любит свое иное как самого себя, так как в своем ином он узнает самого себя. Благодаря этому Бог становится человеком, человек становится Богом.

На основе идеи опосредствования логика и теология соединяются. «Syllogismus est priricipium idealismi », — говорил Гегель в своей диссертации 1801 года. Философии суждения он противопоставляет философию умозаключения. Кант победил бы дуализм, если бы он обратил свое внимание на специфические признаки умозаключения, а не на признаки суждения. В своей Первой системе Гегель исследовал субъект высказывания, чистое данное , и можно сказать, что его точка отсчета является одновременно и психологической, и логической. «Субъект — это чистая индивидуальность субстанции», пустое качество этого , которое является чистым ничто. Речь, таким образом, пойдет о том, чтобы благодаря умозаключению, которое делает вывод, завершает, тогда как суждение разделяет, сопоставить индивидуальность и всеобщность подобно тому, как теологическое опосредствование сопоставит, уподобит человека и Бога. Гегель думает о том, как логически обосновать идею опосредствования, на которой с такой силой настаивал Новалис. Реальность будет непосредственно опосредуемой. И так же, как существуют три стадии умозаключения, так будут существовать и три стадии, которые должна будет пройти философия, чтобы постичь разум в его развитии. «Две крайности подводятся под средний термин; каждая из них существует для себя; и каждая существует для другого». В среднем термине мы постигаем понятие как единство общего и индивидуального; в умозаключении мы видим движение разума, объединяющего и разделяющего идеи. Благодаря умозаключению рана затягивается (Schluss). Опосредствование устраняет противоречие, которым страдает идея. [116] См.: В. Heimann. Р. 324; et Cassirer. Erkenntnisproblem. Т. III. P. 355.

Итак, несчастное сознание, в сущности, является опосредствованием; благодаря ему переходят от непосредственно низшего к непосредственно высшему; благодаря ему высказывания: «Я конечен» — «Бог бесконечен» — примиряются, но тем таинственным способом, который превосходит классические законы умозаключения. Вся человеческая психология, все человечество в целом окажется подобным огромному умозаключению. Логическое и теологическое опосредствование объединяются. Священник будет служить посредником между нами, непосредственными индивидами, и другим посредником. И теология будет логикой Бога.

Данное на самом деле является не только исчезающим этим , которое описывается в Феноменологии ; Гегель, если и написал феноменологию, думал о ноуменологии. Данное восприятия само включает в себя «живую связь и абсолютное присутствие».

Потому что оно является опосредствованием, а сознание, особенно несчастное сознание, является отрицанием. Оно переходит от одной идеи к другой; нельзя ли сказать, что благодаря этому оно является свойственной идеям негативностью, а две идеи — негативности и опосредствования — настолько тесно связаны, что единственной вещью, которую они обозначают, является сама связь понятий? Несчастное сознание — это, следовательно, аспект диалектики, внутренне присущей разуму. Мы можем сказать, что оно является диалектическим элементом, отделенным, если только такое возможно, от элемента спекулятивного, или, если угодно, негативной диалектикой в той мере, в какой она отделяется от диалектики позитивной. Оно является той вечной хитростью хаоса, о которой будет говорить Фридрих Шлегель; оно представляет собой ту бесконечную эластичность эфира, о которой Гегель говорит в Первой системе процесс ферментации, нестабильность, лишенную покоя.