Жан Валь - Несчастное сознание в философии Гегеля

Идея самого движения может быть понята на самом деле лишь посредством идеи негативности, которой Бозанкет дал глубокую интерпретацию, или, скорее, обе идеи подразумевают друг друга и в конечном счете образуют одну — единственную; негативность — это незавершенность, это та нота мелодии, которая вызывает следующую, это движение статуи, статуи Родена, которая, кажется, утрачивает свое равновесие в том акте, в котором она его приобретает, это движение жизни, или, как говорит Гегель, имманентная пульсация спонтанного движения жизненной силы. Несчастное сознание — это «простая негативность, в той мере, в какой она сама себя осознает».

Мы можем сопоставить эту идею, то, как она изложена на некоторых страницах Naturrecht и в начале Феноменологии : бесконечность сознания есть не что иное, как «абсолютное» беспокойство, которое характеризует движение. Благодаря тому, что она — это дифференциация того, что не является различным, что она представляет собой понятие бесконечности, она является самосознанием, но, можем мы добавить, самосознанием себя как другого. [117] См. анализ того, что Гёшель называет «несчастным элементом науки», того, что Гегель называет несчастным колебанием души в сочинении, которое посвящено Гёшелю: Werke. T. XVII. Р. 117, 119.

Феноменология станет исследованием различных аспектов, которые приобретает сознание; и поскольку в каждом из этих аспектов имеется конфликт, то можно сказать, что в каждом из них мы обнаруживаем то несчастное сознание, которое, разумеется, более ясно проявляется в ту или иную эпоху, но которое в той или иной форме возобновляется во все эпохи жизни человечества.

Необходимо знать, что рациональное сознание может быть выражено лишь посредством серии незавершенных проявлений, посредством последовательности конфликтов и заблуждений, которые постоянно исправляются. Истина — это отрицание отрицания, говорил Гегель в своей диссертации 1801 года; и он развивает эту идею в системе 1802 года. Дело в том, что несчастное сознание в той мере, в какой оно является множеством последовательных состояний сознания, представляет собой необходимый элемент счастья сознания, бывшего тождественным в своей сущности самому движению диалектики.

Впрочем, Гегель мог найти, с одной стороны, у Фихте, с другой — у Шеллинга, элементы, которые направляли его мышление в эту сторону. [118]В Вере и Знании он устанавливает тождественность отрицания и безразличия. «Для нас, — говорит Шеллинг, — нет ни объективного, ни субъективного; и абсолютное рассматривается нами лишь как отрицание этих противоположностей и их абсолютное тождество». Но это тождество следовало преобразовать в отождествление, чтобы превратить безразличие в негативность, а абсолют Шеллинга — в абсолют Гегеля. Идея жертвы находилась в центре философии Шеллинга. Но из‑за отсутствия идеи страдания, по крайней мере в первой философии Шеллинга, из‑за отсутствия серьезности, боли, терпимости, работы негативного, божественная жертва у философа еще не имеет подлинно трагического характера. [119]

Начиная с периода Иены Гегель видит, что «трансценденции» принципа Шеллинга следует противопоставить идею имманенции, что пассивность Возвышенного (Aufgehobensein) следует заменить активностью Возвышения ( Aufheben ), [120]беспокойства, разрушающего реальности, которые оно в определеном смысле позволяет заменить. Идея негативности уже была теперь, с одной стороны, не идеей безоговорочного, пустого и абстрактного негативного, как безразличное, но идеей полноты движения, идеей определенного отношения и в то же самое время единства, и благодаря этому чем‑то позитивным, чем‑то таким, чем является сам абсолют, а с другой стороны, она должна была сближаться с идеей субъекта, другими словами, возвращать нас от Шеллинга к Фихте. Уже в этот момент Гегель соединил, согласно замечанию Эренберга, диалектическое движение Фихте и идею целостности Шеллинга и достиг, таким образом, идеи «истинного бесконечного». [121]

Гегель должен был без удивления смотреть на эти старые размышления о парадоксах сознания и на эти новые размышления о теологии, нравственности, государстве, приноравливать их друг к другу и учитывать, что негативность, пружина страсти, оказывается также и пружиной логики.

В самом изучении систем Канта, Якоби и Фихте мышление познает себя «как бесконечность и как ту негативную сторону абсолюта, которая является чистым разрушением противоположности и конечного, но также и источником вечного движения, то есть конечного, конечного, которое является бесконечным, поскольку оно разрушает само себя — которое является как ничто, как чистая ночь бесконечности, где, как ее тайная основа, зарождается истина». Изучая три философских учения — Канта, Якоби и Фихте — и изучая отрицание, являющееся тем суждением, которое оно о них выносит, мышление познает само себя как единое с бытием. Его отрицание, следовательно, было иным аспектом того утверждения, которое явлется общим фундаментом философии Шеллинга и Гегеля и которое Гегель, между прочим, в тот момент излагает в терминах Шеллинга, когда пишет: «чистое или бесконечное представление как фундамент Ничто, в которое погружается всякое бытие». [122]

Но безразличие Шеллинга, абсолют, рассматриваемый как отрицание субъективного и объективного, заменяется движением негативности, негативности, которая стремится соединить конечное с бесконечным, субъективное с объективным. Тем самым достигается аспект бесконечности, негативное значение самого абсолюта.

На смену идеалу Должного ( Sollen) приходит конкретный идеал Восхождения (Aufheben). Существует две бесконечности: Восхождение позволяет нам предвидеть конкретную бесконечность, в противоположность абстрактному абсолюту фихтеанцев. [123]

Существует активная негативность, негативность творческая. Идея негативности — это аспект самой идеи свободы. Благодаря негативному совершается то, что Гегель называет «освобождением конечного». Благодаря негативности мир меняется; благодаря ей он очищается; благодаря ей он справедлив. И именно посредством возвращения негативности к себе самой, посредством ее рефлексии в саму себя идея разума становится законченной. Как раз негативность и создает из разума истинный абсолют.

Необходима действительная абсолютная реальность, писал Гегель в Вере и Разуме , реальность, лишенная двойственности; но необходима также и лишенная двойственности негативность, бесконечность, ничто. Это и есть разрушительный аспект разума.

Эта негативность будет как идеальностью природы, так и идеальностью Бога; и то и другое находится в становлении в то же самое время, когда существует. Исчезновение «этого» и «теперь» происходит как в природе, так и внутри нас; диалектика как объективна, так и субъективна, движение и есть диалектика; идеальность благодаря тому, что она является диалектичной, представляет собой движение; то есть, уже природа является разумом. Как говорит Гете о своем Фаусте, природа постоянно работает; и именно для этого она, как и Фауст, освобождается. [124]