Анжела Мальцева - Введение в философию желания

Очень важно то, что Гегель не только отделяет желание от потребности и нужды, но рассматривает его как часть процесса развития самосознания. Гегель говорит о желающем по-разному самосознании. Разрешением содержащегося в самом желании противоречия иллюстрируются три стадии в развитии самосознания. Речь при этом идет о двух качественно различных желаниях – (1) желании вожделеющем, разрушающем и объективирующем Другого и (2) желании признающем, созидающем и субъективирующем Другого. На последней стадии «всеобщего самосознания» желание получает определение со стороны мышления, обретает свое собственное понятие.

Желание у Гегеля имеет черты мировоззрения, переход от одного желания к другому состоит в смене мировоззренческой перспективы, производимой по собственной воле желающего. Желание становится вместе с сознанием представителей обеих сторон отношения. Важно также и то, что свобода связывается с определенным типом желания. По настоящему свободным в отношении (и сексуального, и властного) желания может быть только признающий свободу Другого. Желание противоречиво, оно есть жертвенность покушения, утрата себя во имя того, чтобы себя найти, покорение Другого с целью его освободить.

Лекции А. Кожева о Гегеле [63]являются в одно и то же время комментариями на его работы и оригинальными трудами по философии. Кожев настаивает на том, что человеческая жизнь есть уникальная онтологическая ситуация, отличающая человека от мира природы. Гегелевская Феноменология становится для Кожева антропологией исторического опыта, в котором трансформация желания в действие и нацеленность действия на признание становятся молчаливыми фигурами всякого исторического усилия. Структуры желания, действия, признания и обмена обнаруживаются как универсальные условия исторической жизни. Модернизм, по Кожеву, начинается с отказа от телеологического плана истории и ведет к по-настоящему антропоцентрическому универсуму. Философ решается объявить гегелевскую телеологическую спекуляцию теорией человеческого действия (Kojeve, 1980, р. 258–259).

В Introduction á la lecture de Hegel Кожев заявляет об онтологическом различии между желанием – как достоянием только человеческим – и остальной природой. Человеческое сознание определяется им как вид бытия, чье становление происходит лишь в выражении. Желание при этом определяется как единственный способ, которым человеческий субъект может выявить и познать себя. Желание есть «начало Я, обнаруживаемое речью»; желание подталкивает лингвистического субъекта к самореферентности: «желание создает бытие Я и обнаруживает это бытие, подначивая его сказать «я» (Kojeve, 1980, р. 3).

Желание не просто не «натурально». Оно включает отражение себя самого. Человеческое желание, удовлетворение и саморефлексия неразрывно связаны друг с другом. Животное желание при этом – необходимое, но не достаточное условие для желания человеческого. Биологическая жизнь не может образовать необходимое значение человеческого желания, потому что последнее вырастает скорее из отрицания или трансформации биологического начала. В противоположность обычному представлению о том, что желание есть манифестация биологической потребности, Кожев объявляет желание трансцендентным биологии, если понимать ее как установленную систему природных законов.

Желание, таким образом, и создает, и выявляет субъективность. Чтобы достичь желаемого, мы должны выразить самое желание, где выражение есть инструментальный медиум, которым мы появляемся перед другими. Выражение, экспрессия есть также путь, которым мы определяем свое желание. Желание не связано с выражением так, что желание существует до выражения, а потом в выражении оно предстает перед нами. Напротив, желание рождается в выражении, самим выражением. Выражение есть часть процесса удовлетворения желания. Более того, определение желания как конкретного желания чего-то делает необходимым определение субъекта. Субъективность рождается и обнаруживается в формулировке «Я желаю X», через выражение этого конкретного желания. Субъективность не предшествует желанию, в котором она затем лишь отражается. Через желание определенного вида объекта субъект устанавливает себя как определенный вид бытия. Субъект есть его желание объекта или Другого; идентичность субъекта следует искать в интенциональности его желания.

Но желание есть трансформация объекта. Если бы желание не изменяло желаемый объект, если бы объект не изменялся, отражаясь в сознании человека, тогда желание имело ту же природу, что и объект, на который оно направлено, оно было бы «вещественным» и обнаруживало бы лишь животное «Я» (Kojeve, 1980, р. 5). Потому желание объекта есть, в конечном счете, желание Другого. Желание только тогда становится подлинно человеческим желанием, когда обращено не к натуральному объекту, но – к человеческому сознанию, «стоящему за» объектом или «свернутому в» объекте. Только в контексте Другого сознания может заявить о своей негативности сознание желающего. Желая дом или машину, место профессора в университете или разрешение полететь в космос, мы, на самом деле, желаем изменить желание Другого , перед лицом которого мы живем. Отражаясь в желании Другого, наше желание создает наше Я через отрицание или приятие того, что его удовлетворяет. Желающий не просто отражается в желании Другого. Движение желаний, ищущих отражения одно в другом, – подобно диалогу.

Отказываясь от мысли Гегеля о предзаданной телеологии желания, Кожев говорит о зависимости трансформационной силы желания от тех возможностей, которые предоставляет историческое время и общество для ее выражения. У желания нет предустановленной телеологической структуры. Желание – контекстно-зависимо, оно зависит от исторической ситуации, которая задает условия его выражения. Признание других через отрицание в них природы – есть историческое действие. Антропоцентризм Кожева приводит его к взгляду на желание как на негативную активность, которая лежит в основании всей исторической жизни. Желание являет собою онтологическое различие между сознанием и миром, которое, по мысли философа, не может быть преодолено.

Если для Гегеля желание есть негативная активность, что отличает и связывает сознание с миром, то для Кожева желание – негативная активность, через которую сознание объявляется вовне, является миру. В противовес Гегелю, который говорит о существующем изначально взаимообусловленном отношении субъекта и субстанции, Кожев оценивает сознание как создание такого отношения к миру через творческую активность человека.