Биньямин Файн - Нищета неверия. О мире, открытом Богу и человеку, и о мнимом мире, который развивается сам по себе

Мы разобрали самые простые примеры, однако ученый стремится раскрыть фундаментальные законы природы. И здесь мы можем убедиться, что открытие Дэвида Юма – это не только абстрактное философское утверждение, никак не связанное с реальностью, а вполне практическое умозаключение. В приведенных примерах мы пытались предсказать продолжение некоего конкретного процесса – движения стрелок часов или смены дня и ночи, – но даже не попытались открыть законы, определяющие именно это движение. Взгляд на часы ничего не говорит о механизме, ответственном за движение стрелок. И, наблюдая смену дня и ночи, невозможно сделать никакого заключения относительно теории гравитации и механики Ньютона.

Как правило, нет никакого сходства между данными определенного эксперимента или серии экспериментов и фундаментальным законом, которому должны подчиняться эти экспериментальные результаты. Когда Альберт Эйнштейн завершил в 1915 году формулировку общей теории относительности, он определил три явления, которые должны следовать из его теории. Одним из них было отклонение светового луча, проходящего вблизи Солнца. В 1919 году во время солнечного затмения был проведен эксперимент, который подтвердил предсказание теории – луч света отклонился на 1,75″. Эти данные были получены в ходе эксперимента, однако нет ни намека на сходство между этими результатами и уравнениями Эйнштейна, описывающими искривление пространства-времени.

Вот что написал Эйнштейн в своей автобиографии об общей теории относительности: «Из теории гравитации я выучил и кое-что еще: никакой набор опытных [эмпирических] фактов, сколь угодно широкий, не может привести к составлению столь сложных уравнений. Возможно проверить теорию посредством опыта, но нет никакого способа создать теорию из опыта» [27] .

Отрицание закона индукции ставит перед теорией научного познания серьезную проблему. Как можно прийти к законам природы, если не путем вывода их из открытий, сделанных путем наблюдения? Вот как образно сформулировал Бертран Рассел свою точку зрения на этот вопрос:

Научные законы, отражающие законы природы, – это математические уравнения. Выше (глава 2.2) я привел примеры подобных уравнений – уравнения Максвелла, описывающие электромагнитное поле, и уравнения Эйнштейна, описывающие гравитационное поле. Как мы увидели, ни в каком эксперименте получить эти тексты невозможно, и нигде в природе эти уравнения не записаны. Мы показали, что принципиально невозможно вывести эти уравнения из каких-либо наблюдений или экспериментов, получить их логически или путем рациональных рассуждений. Однако великие ученые, такие, как Исаак Ньютон, Джеймс Кларк Максвелл или Альберт Эйнштейн, все же смогли открыть их! Вопрос, с которым нам надлежит разобраться, состоит в следующем: как наука вообще может существовать, если ее фундаментальные законы невозможно вывести ни опытным, ни логическим путем? Как великие ученые смогли получить основные уравнения науки? Это и есть вопросы, на которые отвечает теория научного познания, и в следующих главах мы будем ими заниматься.

В главе 2 мы увидим, как светская мысль решает проблему научного познания.

14 марта 1879 года в городе Ульме в Германии, в достаточно ассимилированной еврейской семье родился ребенок, которому дали немецкое имя Альберт. Когда в семье рождается мальчик, у родителей часто возникают честолюбивые намерения относительно его будущего. Но даже в самых смелых мечтаниях родители Альберта не могли представить, что их сын станет самым знаменитым человеком в мире, что он изменит лицо современной физики и произведет в ней громадный переворот, словом – что он станет Альбертом Эйнштейном. Альберт Эйнштейн открыл новыенаучные теории, никак не следующие из теорий, открытых его предшественниками. Его открытия – это нечто совершенно новое, их не было нигде в человеческой культуре, формирование которой до открытий Эйнштейна продолжалось долгие тысячелетия.

Откуда могло возникнуть у человека новое знание, если все источники знания находятся либо у него в душе, либо в его культурном окружении? Научные теории, открытые Эйнштейном, до этого не существовали в человеческой культуре, и невозможно предположить, что младенец Альберт родился уже с этими теориями в душе (если бы это было так, мы столкнулись бы со сверхъестественным явлением, которое все равно нельзя объяснить без привлечения сверхъестественных факторов). На первый взгляд на вопрос о возникновении нового знания есть простой ответ, заключенный в принципе индукции: ученый открывает законы природы с помощью наблюдений и экспериментов; данные наблюдений и экспериментов, а затем их логический анализ приводят ученого к формулировке законов природы. И действительно, как уже отмечалось, многие ученые и некоторые мыслители полагают, что это и есть единственный путь к открытию законов природы. Выше мы уже цитировали философа Бертрана Рассела, убежденного в том, что без принципа индукции наука не может существовать.

Однако в предыдущей главе мы видели, что этот принцип не имеет силы и что Дэвид Юм доказал это уже в XVIII веке. В следующей главе мы увидим, что новое знание приходит в мир через Б-жественное откровение. Но как может секулярный мыслитель, не опирающийся на идею Б-жественного откровения, объяснить рождение в мире нового знания? Представляется, что последовательный светский подход не может привести к ответу на этот вопрос и дает однозначное заключение: появление нового знания есть чудо, и рациональная постижимость мира тоже есть чудо.

Поэтому сосредоточимся на анализе предлагаемых секулярным подходом решений проблемы индукции: если научные законы невозможно вывести из природы, как можно объяснить существование науки и всех ее открытий? Этот вопрос занимал Иммануила Канта (1724–1804), знаменитого немецкого философа. В течение двенадцати лет пытался Кант разрешить проблему, поставленную Юмом. Если невозможно логическим путем вывести теорию из опытных данных, как показал Юм, то как вообще можно создать ее? Как могут существовать научные законы, если их нельзя вывести из опыта? И еще одно. Кант был уверен, что научные законы, читай: механика Ньютона – суть нечто доказанное, абсолютная истина, и все, что осталось сделать, – это найти путь, которым она была достигнута. Когда эти двенадцать лет истекли, Канту потребовались лишь считанные месяцы для того, чтобы сформулировать решение этой проблемы.