Авторов Коллектив - История этических учений

1 Макаренко А.С. Из статьи “О коммунистической этике” // Макаренко А.С. Педагогические сочинения: В 8 т. М., 1985. Т. 6. С. 281.

2 Там же.

Период этических систем в русской культуре наступил с явным опозданием. Потребность в систематических трудах по этике была особенно настоятельной в начале века. Именно в этот период русскими философами в лице Струве, Бердяева, Новгородцева, Булгакова, Франка и др. была предпринята попытка создания “этического мировоззрения”. Однако данный проект не был подкреплен соответствующими начинаниями, одним из которых должно было стать, в частности, построение этических систем, продолжающих традицию “Оправдания добра” в условиях назревающих социальных реформ. Вместо этого русская публика зачитывалась этическими работами австрийского теоретика анархизма А. Менгера (книга которого “Со-

862

циализм и этика, Новое учение о нравственности” в период с 1905 по 1906 гг. выдержала десять изданий) и К. Каутского, чей труд “Этика и материалистическое понимание истории” издавался в России с 1906 по 1922 гг. одиннадцать раз. Весь же свой нравственный капитал русская интеллигенция, по меткому выражению Г.П. Федотова, “поместила в политику; поставила все на карту в азартной игре и проиграла” [1] (“В защиту этики”, 1939). И лишь спустя 30 лет в условиях ностальгического этоса изгнанничества, породившего уклон в сторону теономного, религиозно-абсолютистского варианта обоснования нравственных ценностей, появляются систематические труды по этике.

Характерной особенностью русских этических систем явилась их мировоззренческая целостность, онтологизм и нравственный абсолютизм. Принцип мировоззренческой целостности восходит к идее “разумного нравственного миропорядка”, выдвинутой Л.М. Лопатиным еще в 1890 г. и ставшей впоследствии краеугольным камнем русского этического идеализма. Именно Лопатин впервые провозгласил необходимость перехода к “новому нравственному миросозерцанию”. Осуществление этого замысла стало возможным только в процессе обретения этикой ее мировоззренческой автономии. Если характерной особенностью “маргинального” периода русской этики явился “панморализм” русского философствования и этическая окрашенность русского мировоззрения в целом, то в этических системах уже сама этика претендует на роль универсального мировоззрения. Об этом свидетельствует прежде всего ее онтологизм, который, по мысли С.Л. Франка выражается в том, что “добро” выступает здесь не как содержание моральной проповеди или нравственного требования, не как “должное” или норма, но как “истина” и “живая онтологическая сущность мира” [2]. Тот же принцип кладет в основу своей этической системы и Н.А. Бердяев, подчеркивающий, что этика “есть не только аксиология, но и онтология” [3].

1 Федотов Г.П. В защиту этики // Федотов Г.П. Новый Град (Сборник статей). Нью-Йорк, 1952. С. 356.

2 Франк С.Л. Сущность русского мировоззрения // Франк СЛ. Русское мировоззрение. СПб., 1996. С. 153.

3 Бердяев Н.А. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики. М., 1993. С. 32.

863

Принцип мировоззренческой целостности и универсальности русских этических систем 30-х годов определил своеобразное сочетание в них историософской перспективы и метафизической проекции абсолютного добра, “метафизических условий возможности нравственного идеала” (Н.О. Лосский). Русская этика, - отмечает Франк, - это, с одной стороны, онтология, а с другой - философия истории и социальная философия. В ней всегда говорится о судьбе и будущем человечества” [1]. Данную характеристику можно считать общей чертой русской этики 2-ого периода, “моральный утопизм” которой стал оборотной стороной абсолютизма нравственных идеалов.

1 Франк С.Л. Указ. соч. С. 153.

§ 5. НЕОРТОДОКСАЛЬНЫЕ ЭТИЧЕСКИЕ УЧЕНИЯ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ

“Диалогическая этика” М.М. Бахтина. Нравственные искания М.М. Бахтина (1895-1975) занимают одно из ведущих мест в истории русской этической мысли. Замысел Бахтина - разработать нравственную философию, которая непосредственно бы фиксировала первичную реальность поступка как целостную форму нравственного бытия, практически не имеет аналогов не только в отечественной, но и мировой этической традиции. Возможно, в определенной степени этот замысел перекликается с экзистенциальной этикой жизни Л. Шестова, его критикой этического рационализма, убивающего живую целостность нравственного бытия. Однако в своем отвержении философской этики и моральной теории Бахтин более последователен и позитивен, чем Шестов. Бахтин бросает вызов этике как фетишистской форме монологического сознания, пытаясь поставить на ее место реально-диалогическую философию поступка. Свой проект создания новой диалогической теории нравственного бытия Бахтин пытается реализовать прежде всего в ранних работах: “К философии поступка” (прибл. 1921; первая публикация -1986), “Автор и герой в эстетической деятельности” (прибл. 1922-1923; первая публикация - 1979) и “Проблемы творчества Достоевского” (1929). Исток и предпосылка нравственной философии Бахтина - воссоздание единственно реального бытия: события - поступка, образцом которого может считаться событие жизни и смерти Христа, данное во всей полноте свершения как абсолютно подлинная реальность нравственного деяния. Согласно Бахтину, мир, где совершилось событие жизни и смерти Христа, принципиально неопределим ни в теоретических категориях, ни в категориях исторического познания, ни в образах эстетической интуиции. Каждый из этих путей ведет к утрате истинного факта нравственного свершения и подмене его аб-

864

страктными категориями или эстетическими образами. В результате реальный поступок оказывается расколотым на “объективное смысловое содержание” и “субъективный процесс свершения”. Все это свидетельствует о непреодолимой сложности воссоздания первичной реальности события-поступка традиционными монологическими средствами. Бахтин ставит перед философией поступка принципиально новаторскую задачу: нравственная философия должна описать “архитектонику действительного мира поступка”, дать не отвлеченную схему, а “конкретный план мира единого и единственного поступка, основные и конкретные моменты его построения и их взаимное расположение. Эти моменты: я - для - себя, другой - для - меня и я - для - другого; все ценности действительной жизни и культуры расположены вокруг этих основных архитектонических точек действительного мира поступка: научные ценности, эстетические, политические (включая и этические и социальные) и, наконец, религиозные. Все пространственно-временные и содержательно-смысловые ценности и отношения стягиваются к этим эмоционально-волевым центральным моментам: я, другой, и я - для - другого” [1]. Общий замысел нравственной философии Бахтина предполагал несколько этапов исследования. В первом рассматривались основные моменты архитектоники действительного мира, “не мыслимого, а переживаемого”, что нашло свое выражение в работе “К философии поступка”. Второй - был посвящен эстетическому деянию как поступку и этике художественного творчества, что получило свое воплощение в таких работах Бахтина, как “Автор и герой в эстетической деятельности”, “Проблемы творчества Достоевского” и др. Третий и четвертый этапы исследования должны были быть соответственно посвящены этике политики и религии; однако эти части общего замысла остались не реализованными. В наибольшей степени Бахтину удалось разработать “эстетическую часть” нравственной философии. Это было продиктовано тем, что эстетическое событие, по Бахтину, не будучи прямым аналогом события бытия, несет в себе, тем не менее, существенные черты сходства с ним, в силу изначальной двойственности эстетического сознания. В результате проведенного анализа Бахтин пришел к выводу о “монологическом перерождении” эстетической культуры, выразившемся в таких явлениях, как “кризис автора” и “бунт героя”, что повлекло за собой разложение устойчивых границ между эстетической реальностью и жизненной реальностью поступка. Проникновение монологических тенденций в художественное творчество привело к смешению эстетического бытия с этическим и, в конечном счете, к эстетизации первичной реальности нравственного бытия.